Впрочем, растерзаны были не только мои чувства. Полы длинного пальто были замызганы грязью, хорошо еще, что снизу его украшали модные разрезы, иначе бы я его порвала; верхняя пуговица отлетела, старомодные шпильки выскочили из волос, и пучок рассыпался.

Но, главное, от неожиданного ускорения я, не слишком закаленная физически - я никогда не увлекалась спортом, не считая танцев до упаду в студенческие годы, - почувствовала себя плохо. Меня замутило, сердце стучало, ноги подгибались; я почувствовала, что если я сейчас не сяду, то упаду - и присела на какую-то перевернутую бочку. Очень быстро я пришла в себя, и на меня напал смех, может, немного нервный: хороша дуреха - вообразила себя, по крайней мере, Маленькой Разбойницей! А на самом деле - трусиха несчастная, и еще неизвестно, кто из нас в этой ситуации вел себя более по-идиотски, тот дебил с бревном, прекрасно развлекшийся за мой счет, или я сама. Хорошо еще, что в своем паническом бегстве я не потеряла того, ради чего мне пришлось возвращаться… Мне, пожалуй, пора поторапливаться, а то мои сообщники забеспокоятся.

Но прежде чем подняться, я закурила, чтобы окончательно привести в порядок нервы, о существовании которых я так редко вспоминаю. Не успела я щелкнуть зажигалкой, как услышала робкий голос:

- А для меня у вас закурить не найдется?

Я подняла глаза и увидела перед собой миниатюрного мужичка в больничной униформе - потрепанные синие пижамные штаны и куцая телогрейка, которая была мала даже ему. Судя по его почти застывшему гладкому лицу, на котором не отражалось никаких эмоций: маска, которая появляется то ли под действием текущей годами болезни, то ли от лекарств, - он был хроником. В руках он держал метлу; я не заметила его раньше - наверное, он тогда заметал сухие листья за пристройкой. Я протянула ему свой «вог» со словами:

- Наверное, они слишком легкие для вас.

- Ничего, я курю любые. Я тут трудотерапией занимаюсь.

Ох уж эта мне трудотерапия! Они тут что, ошалели? - отпускают социально опасных душевнобольных бродить по территории даже без санитара, в нарушение всех инструкций!

Но этот пациент выглядел совершенно безобидно, и я спокойно сказала:

- Я поняла. Может, вам еще сигарет оставить?

Он, как ребенок, протянул ко мне руку наивным жестом попрошайки, и я уже собиралась насыпать в его детскую ладошку сигарет, как вдруг рука его потянулась дальше, к моей груди. Второе такое потрясение за один день - это было уж слишком! Но я не успела вскочить и оттолкнуть его, как он схватил висевший у меня на шее медальон - я и не заметила, как, обливаясь потом после моего панического бегства, я вслед за пальто расстегнула и ворот блузки, и он теперь болтался на самом виду.

Я замерла; он, ничего не замечая, разглядывал редкое украшение как завороженный и наконец сказал абсолютно отвлеченным ровным тоном:

- У нее тоже был такой. Она тоже была добрая и угощала меня сигаретами.

- О ком ты говоришь?

- О докторше, Сашей ее звали. Ее потом санитар Витамин выкинул в окно, - отвечал он все так же бесстрастно.

Внутри у меня все клокотало, но я постаралась под него подстроиться. Сняв с шеи мою «ладанку», я вложила ее ему во все так же протянутую руку и как можно более равнодушно сказала:

- А ты откуда знаешь? Ты это видел?

- Нет. Витамин после этого упился и нам рассказал - мне и Витьке-эпилептику. Мы вместе пили.

- А где это было? Здесь?

- Нет, в какой-то другой больнице. У меня аппендицит был. А Витька-эпилептик там и загнулся.

- А ты хорошо знал докторшу?

- Добрая она была. Один раз надо мной наклонилась и эта штучка на меня упала. Так она мне сигарету дала за то, что я ее обратно отдал.

Я поняла намек и отдала ему оставшиеся сигареты - их было мало - и еще десятитысячную бумажку.

Лицо его озарила лучезарная улыбка, как бы посторонняя на его невыразительной физиономии.

- А почему ты никому не сказал, разве тебе не было жалко докторшу?

- Жалко. Только Витамин сказал - башку оторвет.

- А как тебя зовут?

- Вася, Вася Козлов. Я сейчас в четырнадцатом. Да тут меня каждая собака знает.

Я попрощалась с Васей Козловым, который снова взялся за метлу, и отправилась дальше. На этот раз я без дальнейших происшествий добралась до седьмого женского, оставила на колченогом стуле за его дверью расписку и чужие очки и, незамеченная, вернулась назад, к машине, где меня с нетерпением ждали Эрик, выкраденная старушка и Алевтина. Все дальнейшее происходило для меня как в тумане. Вернее, не совсем так: я как бы раздвоилась - одна «я» всем распоряжалась, под моим руководством мы не только привезли Софью Сергеевну в квартиру на Соколе, но еще потом поехали к Регане-Гонерилье, откуда извлекли Тининого отца и необходимые старикам на первое время вещи. К тому же я долго разъясняла Софье Сергеевне и Алевтине их права и почему ими невозможно воспользоваться, и рассказала, как им действовать дальше. Я пообещала связать их с Независимой психиатрической ассоциацией, чтобы они смогли доказать абсолютную психическую нормальность Софьи Сергеевны… Тина потрясала кулаками после драки и вопила, что она засадит того психиатра, который упек ее маму в сумасшедший дом, за решетку, а мне оставалось только качать головой. Наивная, она думала о наказании виновных - а ей надо было думать о том, как они всемером будут жить в их тесной двухкомнатной квартире, до которой ее отец даже не смог сам добраться - Эрик внес его туда на руках. И им придется жить там долго - до тех пор, пока суд не обяжет Антонину-Регану-Гонерилью разделить квартиру со всей ее роскошью в виде двух туалетов… К тому же, честно сказать, я порядком устала от бурных выражений их благодарности.

Я в этой ситуации, как ни странно, оказалась еще и пострадавшей стороной: меня временно уплотнили - бабушка и дедушка вытеснили из соседской квартиры спаниеля Гошу, который отныне поселился у меня - его подстилку положили рядом с Гришиной.

Но все это время, пока я действовала, объясняла, убеждала, я думала только об одном: я нашла убийцу моей сестры! Я понимала, что никогда бы не смогла это доказать, кто поверит словам какого-то несчастного шизофреника? Но еще до встречи с Васей Козловым все мои инстинкты, все мои чувства говорили мне, что в ее смерти виноват именно этот мрачный санитар из морга. И, конечно, это он напал тогда на меня в переходе…

Нет, мне никогда не добиться правосудия… Так бы и задушила Витамина своими руками! На этой мысли я задержалась, но ненадолго. Кто заказал ему убийство сначала Али, а потом и мое? Сучков или кто-то еще, действовавший заодно с заведующим психосоматикой?

С Эриком мы смогли спокойно поговорить только вечером, когда дела наших соседей были уже в основном улажены. Он все еще смотрел на меня как зачарованный, в глазах его читалось восторженное изумление, и я боялась, что вслед за красноречивыми взглядами последуют и действия, поэтому притворилась более усталой, чем была на самом деле. Когда мы наконец уселись за обед-ужин, было уже восемь часов, и мы довольствовались разогретой пиццей из ближайшего ларька - что говорит о том, что я действительно вымоталась - терпеть не могу готовую быструю еду. У Эрика в машине нашлась бутылочка «Лидии», которую все мои поклонники считали нужным приносить мне в дар, и хотя мне в общем нравится вино из изабеллы, на этот раз мне захотелось чего-нибудь более крепкого - и Эрик побежал к метро и вернулся с греческим коньяком, слишком резким на вкус, но вполне подходящим для завершения этого сумасшедшего дня.