от ига Долгоруковых. С ним кончилось мужское поколение дома Романовых, царствовавшего 118 лет, ибо царь Михаил Федорович, дед Петра I, был избран на престол в 1612 году.

Лишь только министры Верховного совета увидели, что государь скончается непременно, то собрались во дворце с знатнейшими вельможами и стали рассуждать о наследовании престола. Мнения разделились на четыре стороны.

Первая сторона была Долгоруковых, которым хотелось возвести на престол обрученную невесту царскую, для чего они и составили было духовную, что, однако же, им не удалось, как сказано выше, и потому, увидев, что противники сильнее их, они отказались от своего намерения.

Вторая сторона была царицы, бабки покойного царя, которой действительно предлагали корону, но она отказалась под предлогом глубокой своей старости и болезней.

Третия сторона желала видеть на престоле принцессу Елисавету, дочь Петра I.

Наконец, четвертая старалась о герцоге голштинском, мать которого была старшею сестрою принцессы Елисаветы.

Но обе последние стороны были так слабы, что о предложении их даже и не рассуждали.

Тут дом Голицыных, упавший было во время владычества Долгоруковых, поднял голову и вздумал ввести образ правления, подобный английскому. Князь Дмитрий Голицын, член Верховного совета, заговорил первый, и к нему пристали брат его, фельдмаршал, Долгоруковы и большая часть бывших в собрании и таким образом положили избрать на престол принцессу Анну, вдовствующую герцогиню курляндскую, дочь царя Иоанна, старшего брата Петра I, но с тем чтобы она подписала условия, на которых ее избрали.

...Они ожидали кончины государя, которая и последовала 30 января, как я уже сказал, в 1 час поутру, а в 5 часов Верховный совет, Сенат, коллегии, весь генералитет и полковники, бывшие тогда в Москве, собрались во дворце.

Собрание открыл, за отсутствием государственного канцлера, страдавшего простудою, князь Дмитрий Голицын речью, в которой сказал, что Поелику богу угодно было отозвать к себе государя Петра II, то надлежит подумать об избрании верховного главы для всей Российской Империи, а как вдовствующая герцогиня курляндская одарена всеми добрыми качествами, то, кажется, нельзя сделать лучшего выбора.

Его предложение было принято всеми с громким одобрением, и тут же было приказано генералам объявить о сем войску.

Вместе с сим были назначены три депутата для поездки в Митаву, где они объявят герцогине об избрании ее на царство и проводят ее до Москвы. Депутатами были назначены: от Верховного совета — князь Василий Лукич Долгоруков; от Сената — князь Михаил Голицын, сенатор и брат князя Дмитрия Голицына, а от войска — генерал-лейтенант Леонтьев.

После сего общего собрания Верховный совет собрался один и составил статьи, кои царица должна была подписать прежде, нежели примет престол. Сии статьи были вручены депутатам с приказанием объявить ей, что ежели она не примет их и не подпишет, то избрание уничтожается.

Депутаты отправились того же вечера, а Верховный совет принял в свои руки правление государством и своевольно назначил в свои члены фельдмаршалов, князей Голицына и Долгорукова.

Объявление во всенародное известие об избрании герцогини на престол и моление о ней в церквах было отложено до тех пор, пока получится известие, что она подписала статьи.

В самый день кончины царя я потребовал почтовых лошадей для курьера, которого хотел отправить в Испанию, но правительство не только отказало мне в выдаче подорожной, но не велело никого пропускать за границу до 3 февраля.

Я забыл сказать, что по избрании новой государыни обер-церемониймейстер ездил от имени Верховного совета ко всем чужестранным министрам с известием о сем и с уверением, что ее величество сохранит все договоры, заключенные ее предместниками, и те же дружественные сношения с нашими государями.

Февраля 6<-го> я виделся с фаворитом Долгоруковым, который сказал мне, что по кончине царя он ни во что более не вступается.

Февраля 10<-го> прискакал из Митавы курьер с известием, что депутаты приехали туда 5<-го> числа и что царица не только приняла престол, но и подписала статьи, ей предложенные. Эта весть наполнила радостию всех тех, кои хотели управлять государством, как республикою, и на другой день издали манифест о ее восшествии на престол, с повелением молиться в церквах о ее здравии и все указы писать от ее имени.

Февраля 12<-го> приехал также из Митавы генерал Леонтьев и был у всех первых министров, после чего было назначено собрание Верховного совета на следующее утро. В это собрание были приглашены первейшие чиновники, военные и гражданские, так что в нем находилось человек до 80.

Собрание открылось чтением подписанных царицею статей, коих до того не сообщали никому. После сего князь Дмитрий Голицын сказал, что каждый из присутствующих может свободно объявить свое мнение, и, тут же обратясь к генералу Ягужинскому, который в ту пору стоял подле самого стола, сказал ему, чтобы он взял статьи, прочел их и, подумав, сказал то, что он думает о них. Ягужинский смутился от сего предложения и не знал, что делать, а Голицын, заметив это, велел ему не выходить из комнаты. От сего Ягужинский побледнел, и тут Голицын, подозвав к себе статс-секретаря Степанова, велел ему поговорить яснее с генералом. Степанов вывел Ягужинского в ближнюю комнату, куда через несколько минут пришел фельдмаршал князь Долгоруков с одним майором гвардии, которому велел взять у генерала шпагу и отвести его в дворцовую караульню, где не выпускать его из глаз. После сего министры Верховного совета объявили, что ежели кто из присутствующих желает предложить что-либо для лучшего образа правления, тот может изложить это письменно и мнение его будет рассмотрено после.

Причиною ареста Ягужинского был генерал Леонтьев. Сначала назначали было первого для поездки в Митаву, но, не знаю почему, это переменили. Ягужинский был всегда привержен к царице, и, узнав от государственного канцлера, своего тестя, о статьях, он отправил в Митаву одного преданного себе человека, именем Сумарокова, с письмом к ее величеству, которым умолял ее не налагать на себя ига, а быть твердою и что он со своими друзьями пожертвует своею жизнию для возведения ее на престол с тем же самодержавием, с которым царствовали ее предшественники. Сумароков приехал в Митаву спустя пять часов после депутатов, и князь Василий Долгоруков, узнав о его приезде, сам отправился к нему, арестовал его и, отобрав от него письмо Ягужинского, послал в Москву в подлиннике с генералом Леонтьевым.

Об аресте Ягужинского велено было объявить по всей армии, что сей генерал арестован за то, что писал к царице письмо, противное пользам отечества и служб ее величества.

Вечером того же дня были взяты под