Конюх Василий с озабоченным видом вернулся из своей мастерской, примеряя на глаз, правильного ли размера шина получилась из обломка оглобли, который он предусмотрительно оставил в хозяйстве – сработала крестьянская жилка. Не обращая внимания на присутствующих, мощный бородач приложил к ноге Подгорского свое изделие, недовольно причмокнул, качнул головой, и констатировал:

– Еще малость обрежу и готово. Сей момент, доктор, сей момент…

Подняв иглу вертикально вверх, Фрейзер, слегка прищурившись, выпустил из шприца воздух и скомандовал Подгорскому:

– Работайте кулаком.

Вена вздулась, будто наполненная каким-то избыточным давлением и тут же англичанин присел рядом, чтобы сделать укол морфина. Фрейзер подался вперед, будто студент, делающий это впервые, прикусил нижнюю губу и ввел иглу.

Подгорский пришел в себя от резкого запаха нашатырного спирта.

– Что же вы, голубчик… – над ним стояли посол, доктор, горничная Анфиса и конюх Василий с деревянным обрезком в руках.

– Попрошу всех отойти, господа. Вы мешаете работать, – заявил англичанин, приняв из рук конюха импровизированную шину.

Подгорский, пребывавший под действием морфина, боли в ноге не ощущал, но все манипуляции доктора над его ногой сопровождались каким-то неприятным похрустыванием внутри.

– Без сомнения, это перелом, – безапелляционно заявил доктор. – Я ехал купировать приступ почечной болезни, и, конечно, был не готов к такому повороту событий. Гипс у меня в кабинете. Сейчас наложим шину, а затем придется ехать за ним. Заживать будет долго, мистер Подгорский…

– Можно вас на минуту, мистер Фрейзер… – посол взял англичанина под руку и проводил в коридор после того, как шина была наложена.

Врач находился в посольстве уже больше часа и Лузгин должен был проделать не менее четверти пути до порта, а Подгорский требовал врачебной помощи.

– Видите ли, мистер Фрейзер… Мы вам доставили столько хлопот… – несколько смущенно проговорил посол, взглянув на часы. – ту еще одна наша неловкая горничная ваше пальто погубила. Шла с ним, чтобы лампы заправить, да и пролила. Прямо на пальто. Хорошо, сама ничего не сломала. Уж хватит на сегодня пациентов. Так что, не обессудьте, примите мои извинения и чек на два фунта. Этого хватит?

Англичанин поправил галстук, удивленно принял чек и развел руками:

– Удивительный день. Конечно хватит, через час ждите меня с гипсом, будем накладывать повязку…

Наблюдатель в доме напротив, заметив сквозь витражное стекло входной двери в посольство некоторое движение в прихожей, сосредоточился и напряг зрение – над Лондоном сгустились туманные сумерки.

– Черт возьми! Кто же тогда уехал в этой карете, если доктор только что вышел?

Анна Евгеньевна, встревоженная вестями о неприятностях со здоровьем супруга, спустилась то же час, как англичанин покинул здание посольства.

– Мое восхищение, госпожа Подгорская! Свою роль вы сыграли отменно! А Илья Михайлович в запале немного перестарался, – сказал посол. – Как только он сможет стоять на ногах, отправитесь на континент. На воды.

* * *

«Где этот проклятый пассажир?» – капитан Брюне нервно ходил по палубе, вглядываясь в темноту причала Итчен Ки. Споткнувшись о тюк с почтой, капитан разразился отборной бранью. Он уже и забыл о том гвозде, что тревожил его весь день, и вот опять кусок железа впился в ногу.

В тусклом свете ламп, освещавших палубу, моментально появился едва различимый силуэт матроса в белой бескозырке с красным бубоном. Передвигаясь, словно привидение, он закинул тюк на спину и молча удалился в сторону люка, ведущего в трюм.

Капитан славился своим богатым словарным запасом, в котором каждому событию находилось отдельное определение не для дамских ушей:

– Следующий раз звуки издавай, каракатица! Наступлю – не заметишь!

Раздражение капитана нарастало с каждой минутой. Машина под парами, а пассажира до сих пор нет. Весь его план сыпался и грозил приличной неустойкой – в проливе «Жозефина» должна принять на борт груз шерсти с рыбацкой шхуны. Той самой, что забирала бочонки с вином. Контрабандисты, люди рисковые, но в своем кругу – честные. Не выполнил обязательства – плати, иначе с тобой дела иметь никто не будет, а тут еще портовая полиция толчется под бортом. Заглядывают в лицо каждому из гражданских, присматриваются и задают вопросы, сверяют с какой-то бумагой.

– Вахтенный трапа! – зычно рыкнул капитан Брюне. – Сколько пассажиров поднялось на борт?

– Тринадцать человек, капитан! – отрапортовал юнец, стараясь сделать свой голос как можно более грубым.

Брюне достал хронометр, в темноте присмотрелся к стрелкам. До отплытия оставалось четыре минуты. Не хватало единственного четырнадцатого пассажира.

«В случае задержки прошу ожидать в меру возможности» – вспомнил капитан фразу из письма Подгорского. Легко сказать! Застрянешь на причале, плати портовый сбор, не примешь груз в море – тоже плати, а сколько этот незнакомец даст? В конце концов, Подгорский не такая уж и большая шишка.

В свете спички, которой капитан разжег табак в трубке, полицейский снизу разглядел его косматые брови:

– Жозефина! Вам отчаливать!

– Еще несколько минут, офицер! Котел набирает давление! – прокричал в ответ Брюне.

Полицейский уж было согласился, но человек в длинном плаще, стоявший рядом, принялся бурно размахивать руками и что-то требовать.

– «Жозефина», отчаливайте! Освобождайте причал! – прокричал полицейский.

Сделав несколько глубоких затяжек, капитан Брюне перегнулся через поручни, чтобы, насколько это возможно, осмотреть пристань, на которой находились лишь три портовый рабочих, два констебля и высокий, худой человек в плаще.

«Черт с вами, отчаливать, так отчаливать…» – пробурчал расстроенный Брюне. Мысленно он уже расстался с деньгами, что обещал ему в письме Подгорский.

– Эй! Причал! Отдать швартовы! – скомандовал Брюне работягам, тут же принявшимся бодро скидывать петли со швартовой бочки.

На берегу констебли, словно извиняясь, показывали высокому джентльмену бумагу и что-то доказывали. Капитан Брюне не мог слышать их разговора, он уже поднимался на мостик, но интуиция ушлого контрабандиста подсказывала, что речь идет о том пассажире, которого он ждал.

– Мистер Харрис, – один из констеблей уже начинал злиться на джентльмена, который оторвал их от ужина для проверки посадки на «Жозефину». – Абсолютно точно! Даже и близко не было пассажира с такими приметами. Вы всех видели сами!

– Мог ли он пробраться на борт заранее? – Генри Харрис продолжал терзать констеблей своими вопросами.

– Это исключено, мистер Харрис. Трап для посадки опускается в присутствии портовых служб. Мы с вами видели абсолютно всех, кто поднялся на борт.