– Ну, вот и все, – закончил Воланд и поморщился, когда Геллаособенно сильно сжала его колено, – общество, как вы видите, небольшое,смешанное и бесхитростное. – Он умолк и стал поворачивать перед собою свойглобус, сделанный столь искусно, что синие океаны на нем шевелились, а шапка наполюсе лежала, как настоящая, ледяная и снежная.

На доске тем временем происходило смятение. Совершеннорасстроенный король в белой мантии топтался на клетке, в отчаянии вздымая руки.Три белых пешки-ландскнехты с алебардами растерянно глядели на офицера,размахивающего шпагой и указывающего вперед, где в смежных клетках, белой ичерной, виднелись черные всадники Воланда на двух горячих, роющих копытамиклетки, конях.

Маргариту чрезвычайно заинтересовало и поразило то, чтошахматные фигурки были живые.

Кот, отставив от глаз бинокль, тихонько подпихнул своегокороля в спину. Тот в отчаянии закрыл лицо руками.

– Плоховато дельце, дорогой Бегемот, – тихо сказал Коровьевядовитым голосом.

– Положение серьезное, но отнюдь не безнадежное, – отозвалсяБегемот, – больше того: я вполне уверен в конечной победе. Стоит толькохорошенько проанализировать положение.

Этот анализ он начал производить довольно странным образом,именно стал кроить какие-то рожи и подмигивать своему королю.

– Ничего не помогает, – заметил Коровьев.

– Ай! – вскричал Бегемот, – попугаи разлетелись, что я ипредсказывал!

Действительно, где-то вдали послышался шум многочисленныхкрыльев. Коровьев и Азазелло бросились вон.

– А, черт вас возьми с вашими бальными затеями! – буркнулВоланд, не отрываясь от своего глобуса.

Лишь только Коровьев и Азазелло скрылись, мигание Бегемотаприняло усиленные размеры. Белый король наконец догадался, чего от него хотят,вдруг стащил с себя мантию, бросил ее на клетку и убежал с доски. Офицерброшенное королевское одеяние накинул на себя и занял место короля. Коровьев иАзазелло вернулись.

– Враки, как и всегда, – ворчал Азазелло, косясь наБегемота.

– Мне послышалось, – ответил кот.

– Ну, что же, долго это будет продолжаться? – спросилВоланд, – шах королю.

– Я, вероятно, ослышался, мой мэтр, – ответил кот, – шахакоролю нет и быть не может.

– Повторяю, шах королю.

– Мессир, – тревожно-фальшивым голосом отозвался кот, – выпереутомились: нет шаха королю.

– Король на клетке г-два, – не глядя на доску, сказалВоланд.

– Мессир, я в ужасе, – завыл кот, изображая ужас на своейморде, – на этой клетке нет короля.

– Что такое? – в недоумении спросил Воланд и стал глядеть надоску, где стоявший на королевской клетке офицер отворачивался и закрывалсярукой.

– Ах ты подлец, – задумчиво сказал Воланд.

– Мессир, я вновь обращаюсь к логике, – заговорил кот,прижимая лапы к груди, – если игрок объявляет шах королю, а короля между темуже и в помине нет на доске, шах признается недействительным.

– Ты сдаешься или нет? – прокричал страшным голосом Воланд.

– Разрешите подумать, – смиренно ответил кот, положил локтина стол, уткнул уши в лапы и стал думать. Думал он долго и наконец сказал: –Сдаюсь.

– Убить упрямую тварь, – шепнул Азазелло.

– Да, сдаюсь, – сказал кот, – но сдаюсь исключительнопотому, что не могу играть в атмосфере травли со стороны завистников! – онподнялся, и шахматные фигурки полезли в ящик.

– Гелла, пора, – сказал Воланд, и Гелла исчезла из комнаты.– Нога разболелась, а тут этот бал, – продолжал Воланд.

– Позвольте мне, – тихо попросила Маргарита.

Воланд пристально поглядел на нее и пододвинул к ней колено.

Горячая, как лава, жижа обжигала руки, но Маргарита, неморщась, стараясь не причинять боли, втирала ее в колено.

– Приближенные утверждают, что это ревматизм, – говорилВоланд, не спуская глаз с Маргариты, – но я сильно подозреваю, что эта боль вколене оставлена мне на память одной очаровательной ведьмой, с которой я близкопознакомился в тысяча пятьсот семьдесят первом году в Брокенских горах, начертовой кафедре.

– Ах, может ли это быть! – сказала Маргарита.

– Вздор! Лет через триста это пройдет. Мне посоветовалимножество лекарств, но я по старинке придерживаюсь бабушкиных средств.Поразительные травы оставила в наследство поганая старушка, моя бабушка!Кстати, скажите, а вы не страдаете ли чем-нибудь? Быть может, у вас естькакая-нибудь печаль, отравляющая душу, тоска?

– Нет, мессир, ничего этого нет, – ответила умницаМаргарита, – а теперь, когда я у вас, я чувствую себя совсем хорошо.

– Кровь – великое дело, – неизвестно к чему весело сказалВоланд и прибавил: – Я вижу, что вас интересует мой глобус.

– О да, я никогда не видела такой вещицы.

– Хорошая вещица. Я, откровенно говоря, не люблю последнихновостей по радио. Сообщают о них всегда какие-то девушки, невнятнопроизносящие названия мест. Кроме того, каждая третья из них немногокосноязычна, как будто нарочно таких подбирают. Мой глобус гораздо удобнее, темболее что события мне нужно знать точно. Вот, например, видите этот кусокземли, бок которого моет океан? Смотрите, вот он наливается огнем. Там началасьвойна. Если вы приблизите глаза, вы увидите и детали.

Маргарита наклонилась к глобусу и увидела, что квадратикземли расширился, многокрасочно расписался и превратился как бы в рельефнуюкарту. А затем она увидела и ленточку реки, и какое-то селение возле нее.Домик, который был размером в горошину, разросся и стал как спичечная коробка.Внезапно и беззвучно крыша этого дома взлетела наверх вместе с клубом черногодыма, а стенки рухнули, так что от двухэтажной коробки ничего не осталось,кроме кучечки, от которой валил черный дым. Еще приблизив свой глаз, Маргаритаразглядела маленькую женскую фигурку, лежащую на земле, а возле нее в лужекрови разметавшего руки маленького ребенка.

– Вот и все, – улыбаясь, сказал Воланд, – он не успелнагрешить. Работа Абадонны безукоризненна.

– Я не хотела бы быть на той стороне, против которой этотАбадонна, – сказала Маргарита, – на чьей он стороне?