Въехав во двор, грузовик сделал небольшой разворот и остановился недалеко от КПП. Из кузова, не торопясь, попрыгали солдаты. Двое из них, откинув борт, осторожно подняли ящик. Работы по минированию завода начались.

— Я вот что хотел у тебя спросить, — Абакумов медленно направился к машине, — а тот человек, о котором ты мне говорил, Полипов, куда он от вас отбыл?

— В рижскую разведшколу, товарищ заместитель наркома.

Абакумов шел медленно, увлекая за собой собеседника.

— А может, не в школу, а в какой-нибудь госпиталь?

— Хм… Вполне может быть. Дело в том, что половину здания в рижской разведшколе занимал госпиталь. Госпиталь этот курируется подразделениями СД, и мне думается, что там производят операции по изменению внешности.

— Мы получили радиограмму, что человека из вашего лагеря перевели именно в такой госпиталь. Его держали отдельно ото всех, у него была своя палата, а однажды к нему туда даже приезжал Шелленберг.

— Вы уверены?

— Абсолютно! Как разведчик Шелленберг всегда непредсказуем. Весьма ценное качество… В тот раз было то же самое. Перекрыли все выходы и входы из корпуса. Потом к дверям подъехал черный «Мерседес-Бенц», и из него вышел бригадефюрер Шелленберг…

Абакумов замолчал, посмотрел, как суетятся во дворе саперы и рабочие, одобрительно кивнул. Что ж, дело налажено. Он решительно шагнул к машине:

— Поехали! Надо обсудить еще кое-какие вопросы.

* * *

«Сатурну. Ваше задание выполнено. Сегодня вечером в Люблине нашей диверсионной группой взорван оружейный завод, производящий реактивные снаряды. Алекс».

Как это ни удивительно, но ночные дежурства Клавдий Федорович Федосеев любил. А все потому, что с недавних пор просто разучился спать — последствие прошлогодней контузии. Поначалу он думал, что сбой, произошедший в его организме, со временем нормализуется, надо только подлечиться в госпитале, забыть про тот ад, из которого ему довелось выбраться живым. Но время шло, а сон все не восстанавливался, и Клавдию Федоровичу оставалось только тупо смотреть в потолок и терпеливо дожидаться рассвета.

После госпиталя его списали подчистую, обнаружив какие-то изменения в коре головного мозга. А когда Клавдий Федорович вернулся на родину и зашел в военкомат, чтобы ему проставили отметку в военном билете, то военный комиссар предложил ему поработать в милиции.

За пять лет службы в армии — два года срочной до войны и три года на передовой — Клавдий Федорович успел сродниться с оружием. Оно было для него такой же естественной составляющей, как рука или нога. До войны он так и не сумел получить нормальной специальности и за время, проведенное в армии, совсем отвык от гражданской жизни. Поэтому предложение комиссара он воспринял как палочку-выручалочку. В конце концов милиция — это полувоенная организация, где правят дисциплина и устав, без которых Клавдий почти не представлял себе жизни.

Как бывшему фронтовику ему тотчас доверили районный отдел. Хлопот оказалось даже больше, чем он предполагал в самом начале. Район находился в прифронтовой полосе, и, взаимодействуя с военной контрразведкой, он принимал участие в облавах на диверсантов, которых нередко перебрасывали через линию фронта. Неоднократно участвовал в прочесывании леса, где частенько укрывались группы немецких солдат, попавшие в окружение. В общем, частенько приходилось заниматься тем, к чему Клавдий привык на фронте. А все, что он делал сейчас, было привычно и во многом легко. А кроме всего этого, на освобожденной территории находилось немало бывших полицаев, пытавшихся скрыть свое прошлое. Этих надо было ловить. И не голыми руками.

Так что привычной работы хватало.

Мучаясь от бессонницы, Федосеев обходил по ночам вверенную ему территорию. Проверял посты, и сослуживцы, думая, что он озабочен служебным рвением, невесело хмыкали в усы, уж больно рьяный у них был начальник.

Сегодня опять не спалось. Надо пройтись. На улице было прохладно. Клавдий надел шинель, натянул фуражку и уже перешагнул было порог, когда неожиданно зазвонил телефон. Надо признать, что по ночам его беспокоили нечасто. Тому было свое объяснение, фронт уверенно уходил на запад, напряжение спадало, а то немногое, что оставалось в тылу, могло спокойно подождать до утра. Следовательно, случилось нечто такое, что требовало его немедленного вмешательства.

Подняв трубку, Клавдий доложил:

— Старший лейтенант Федосеев слушает!

— Вот что, Федосеев, мне тут сообщили, что в нашем районе на высоте двух с половиной километров обнаружен вражеский самолет, — узнал Клавдий голос Парамонова, заместителя начальника областного НКВД. — Самолет направляется в твой район, так что будь на связи и никуда не отлучайся. Понял?

— Слушаюсь, товарищ майор! — бодро ответил Федосеев. Хотя они с Парамоновым были ровесниками (обоим едва исполнилось по двадцать пять лет), но тот успел дослужиться до майора, и это при том, что дальше прифронтовой зоны не ступал. Клавдий с тоской подумал о том, что для некоторых его ровесников карьера в тылу складывалась куда более благоприятно, чем для тех, кто с первого дня находился на фронте.

Парамонов старался держаться с ним по-свойски, даже однажды как-то обмолвился о том, что во внеслужебное время тот может называть его по имени и обращаться на «ты». Но Клавдий не спешил пересекать черту, разделяющую начальника и подчиненного. Так проще. Дружба с начальством напрягает и ко многому обязывает.

Не прошло и пятнадцати минут, как телефон затрезвонил вновь.

— Федосеев слушает!

— Вот что, старший лейтенант, — напористо заговорил Парамонов. — Подбили этот самый самолет! Он совершил посадку где-то по соседству с твоим районом. Отправили группу на его поиски, но что-то они заплутали там. Есть предположение, что в самолете находятся диверсанты, так что будь предельно бдительным. Собери всех и выстави на дороге патрули. Прочеши прилегающую местность. Останавливай всех подозрительных и тщательно проверяй документы. Диверсанты могут принять любой облик. Ясно?

— Понял.

— Ладно, чего там. Я думаю, что тебя учить особенно не надо. Ты и так все знаешь не хуже меня. Через час доложишь обстановку.

Клавдий положил трубку. По коридору чинно ходил дежурный — молоденький паренек лет восемнадцати. Его призвали в армию каких-то полгода назад, но до фронта тот так и не добрался, эшелон, в котором он ехал, был разбомблен немецкой авиацией. Парень, получив ранение в грудь, просто чудом остался в живых, с полгода провалявшись в госпиталях. Слышал он плохо, сказывалась контузия, но зато отличался редкой исполнительностью.

— Гриша, — громко позвал Клавдий дежурного.

Тот немедленно подошел.

— Вот что, Григорий, сейчас немедленно поднимай всех наших и зови сюда.

— Что-нибудь случилось?