женился? Что поверил ее клятвам в непричастности, в душе понимая, что только ей играло на руку исчезновение твоей невесты? Или что принял протекцию Малисы и пошел работать к ее родственнику? А может, ваши дети и внуки? Разве ты плохо прожил эти сорок лет? Есть на что жаловаться? Лично я всем доволен.

Андел, вспыхнув в одно мгновение, открыл рот, но вдруг сник и отвернулся.

— Но теперь, — произнес он, — я хоть понимаю, отчего моя жена так хлопотала за некоего доброго знакомца, о котором я не слышал ни разу. Осада, которую она мне устроила, чтобы я взял тебя к себе, была совершенно необъяснима и невыносима. В результате мне было проще согласиться, чем продолжать спор.

— Еще бы, — усмехнулся Патир, и Малиса, вскочив на ноги, закричала:

— Да замолчите же вы все! — Она опять простерла руки к мужу: — Андел, я не виновата! Он… он шантажировал меня! Он говорил…

— Что? — с неприкрытой иронией полюбопытствовал Патир. — Что говорил? Расскажешь? Чем я тебя шантажировал? — Женщина упала обратно на диван и скрыла лицо в ладонях. — Хорошо, я сам скажу, раз уж мы срываем покровы. Я обещал ей, что Ида вернется, если она не исполнит нашего уговора…

— Так вы поэтому погрузили Иду в стазис? — спросил Иллис. — Чтобы держать Малису за горло?

Колдун усмехнулся и кивнул:

— И поэтому тоже. Подстраховался. Если бы следствие вели тщательно и все-таки вышли на мой след, я бы вернул девчонку. Вложил ей в голову историю о том, что испугалась свадьбы и убежала, или же о поклоннике… да что угодно, и она пришла бы домой живая и невредимая, а я остался ни при чем. И если бы Малиса меня расстроила, я бы тоже ее вернул, в наказание.

Но не пришлось. Ливиды дали взятку, чтобы их дочь оставили в покое, а без нее след сразу оборвался. Да и полиция не особо усердствовала, им тоже версия побега с возлюбленным понравилась. Так что до недавнего времени я об Иде особо не вспоминал, пока не услышал о намерениях Фраша.

Тогда сначала хотел просто тебя убить, а потом подумал: зачем? Знания и некоторые проведенные опыты подсказали, что стазис, снятый лишь частично, поглощает энергию, стремясь к восстановлению целостности. Как нарушенный лед на реке. Ледяная корка постепенно нарастает и вновь закрывает освобожденную воду.

Но когда в носителе энергии недостаточно, он берет ее у другого живого организма. Обычный человек разрушить стазис не сможет даже с подпиткой, победит колдовское воздействие, и цепь вновь замкнется. Но в девчонке уже была толика моей силы, и именно она уничтожала «заморозку» по мере насыщения чужой энергией. Потому Ида и должна была оставаться пустой. В общем, когда я всё это обдумал, тут и пришло время могилки с секретом, и Ласточка вернулась.

Все взгляды устремились на Иду. И если на лице Андела была написана мука, то Эдивар смотрел равнодушно. Иллис же продолжал пылать в огне своего гнева. Но в его глазах, когда он посмотрел на девушку, отразилось сострадание, а еще желание защитить ее, увести из дома, где не было никого, кому она была бы дорога по-настоящему. И даже ее бывший возлюбленный больше упивался собственной болью, ее лелеял и оберегал, но не память о бывшей невесте, которую вроде как боготворил.

И эта его щедрость в уходе за могилами Кайелей окончательно перестала казаться заботой. Это было данью собственной совести за то, что оставил Иду гнить в безвестной могиле, за то, что даже не рассказал ее родителям, где лежит их дочь. Потому что так было удобней ему, Анделу Лирану.

— Почему она не сдохла, почему? — сквозь рыдания простонала Малиса. — Даже сейчас гадина отравляет мне жизнь… Почему?! — воскликнула женщина и, оторвав от лица ладони, бросила на Иду взгляд полный ненависти, и девушка наконец развернулась…

Глава 25

Ида, похожая на приведение, плыла по кабинету к людям, когда-то знавшим ее. Бледная кожа и пустой взгляд утративших яркость глаз мог принадлежать только гостю из потустороннего мира, а белое свадебное платье еще более усиливало аналогию. Она и вправду была подобна призраку исчезнувшей невесты, который явился за отмщением.

Малиса, только что заходившаяся в крике полном ненависти, отпрянула и закрыла лицо ладонями, будто надеялась спрятаться.

— Ласточка, — голос Андела отдал хрипотцой. Он прижал ладонь к груди, где в бешеном беге заходилось сердце. — Это и вправду ты? Ида…

Она остановилась и посмотрела на бывшего жениха. Если девушка что-то и думала в этот момент, то это никак не отразилось ни на ее лице, ни в глазах. Там царило равнодушие.

— Почему она молчит? Почему ничего не скажет? — комкая в кулаке ткань рубашки на груди, спросил Лиран. Лицо его было искажено, и это еще более подчеркнуло почтенный возраст Андела.

— Ида во власти вашего колдуна, — ответил Иллис с нескрываемой злостью.

Губы девушки вдруг тронула тень улыбки, и она произнесла:

— Огонечек.

— Узнала, — выдохнул Лиран. — Ты узнала меня, Ласточка…

И Малиса взвилась с дивана. Она метнулась между мужем и соперницей, сжала кулаки и потрясла ими над головой:

— Прочь! Пошла прочь, гадина! Он мой, слышишь? Он мой! Не ты, а я вышла за него замуж! Не ты, а я родила ему детей! Это я сделала его счастливым, я! Не ты, полудохлая дрянь, а я! Я!

— Малиса! — выкрикнул Андел. — Прекрати!

Ида медленно склонила голову к плечу. И хоть взгляд ее не отразил ничего, но казалось, что девушка изучает женщину, стоявшую перед ней, как нечто занятное и доселе невиданное. Малиса отступила на шаг под этим взглядом и обняла себя за плечи.

— Ну что ты смотришь на меня, Литти? — всё еще храбрясь, вопросила госпожа Лиран. — Ты сама во всем виновата. Не надо было вставать между мной и моим любимым. Я забрала свое, слышишь, свое! Он был моим, пока ты не вскружила ему голову! Я же просила тебя отступиться, умоляла оставить мне Андела, но ты не послушала, не пожелала понять, как мне больно. А мне было так больно!

— Ваша боль стоила ей жизни, — сцедил сквозь зубы Иллис.

— Она заслужила! — истерично выкрикнула Малиса. — Заслужила!

Но отчего-то казалось, что в этих обвинениях было больше страха, чем негодования и ненависти. Малиса боялась, и как загнанный в угол зверь, пыталась укусить первой.

— Довольно! — рявкнул Андел. — Хватит, — повторил он спокойней. — Вернись на диван, ты уже успела наговорить немало, не добавляй в огонь еще больше масла, он и без того уже полыхает.

— Но… милый, — женщина растеряно