плечом и отвернулся. По правде говоря, я уважал ее за отказ просто повалиться вместе со мною на пол и стыдился своих неуклюжих попыток соблазнить ее.

На задах поместья даругачи стоял старый колодец, о котором я узнал от Сун Хи. Колодец давно пересох, и его накрыли тяжелым плоским камнем, чтобы никто в него не упал, мы едва из сил не выбились, сдвигая этот огромный камень. Когда мы закончили, я поднял с земли пригоршню камешков и, глядя в глубокую таинственную тьму, бросил их в колодец. Через несколько секунд я услыхал, как забулькала вода в лужице, оставшейся на дне, и пришел к выводу, что глубина колодца составляет от двадцати до тридцати футов.

Дожидаясь, когда мать Байшика вернется домой, мы обговорили порядок наших действий, и Сун Хи спряталась в саду за деревьями, а я остался на полянке, чтобы Даи заметила меня сразу по возвращении. Я немного нервничал при мысли о том, что нам предстоит сделать, и обильно потел – подозреваю, от беспокойства. Вдобавок руки и ноги не особо меня слушались – впрочем, я с самого утра отвратительно себя чувствовал. Меня подташнивало, и, усевшись в позе лотоса на траву рядом с колодцем, я принялся медленно дышать, отвлекая сознание от рвотных позывов и глядя на резные изображения богов на камне, которым до того был накрыт колодец. Когда же в голове у меня разлился туман, я уперся обеими ладонями в землю, собираясь встать и вызвать у себя рвоту, и вдруг услыхал крик, удивленный и сердитый.

Я открыл глаза, приподнял голову. Даи шагала ко мне, глядя свирепо, будучи в бешенстве от того, что в ее угодья вторгся чужак. Подняв с земли палку, она размахивала ею передо мной, словно собаку отгоняла.

– Бродяга! – закричала она. – Босяк! Попрошайка! Убирайся, пока я тебя не прибила. Ты забрел на земли даругачи Кэсона!

Рывком я встал и понес околесицу – мол, у меня есть разрешение находиться здесь, в доме, где проживает мой самый лучший друг.

– Чего ты хочешь? – спросила она, подойдя ко мне почти вплотную. – Что ты здесь делаешь? Разве не знаешь, что тебя могут приговорить к смерти за то, что ты осмелился войти сюда?

Понимая, что она стоит именно там, где мне было нужно ее поставить, я улыбнулся и опять забубнил себе под нос, дабы она наконец успокоилась и решила, что опасности я для нее не представляю. По-прежнему сердитая, она не сразу расслышала шаги за спиной и обернулась недостаточно проворно, чтобы избежать падения в колодец. Падая, старуха издала жуткий вопль, а потом до нас донеслись стоны со дна колодца.

Сун Хи тяжело дышала, но просияла, заглянув в глубокую шахту колодца. Солнце вышло из-за тучи, и мы смогли получше разглядеть: на дне, рядом со шмыгавшими крысами, в луже вонючей воды распростерлась Даи.

– Милостивая матушка! – крикнула Сун Хи. – Вы, кажется, упали.

– Ты! – раздался голос снизу, но прежней мощи в нем не было, падение изрядно покалечило Даи, страх и растерянность слышались в ее голосе. – Дочь козы! Тебе велели не возвращаться сюда!

– И однако вот она я! – с вызовом ответила Сун Хи. – А ты думала, что я покину мою дочь, оставив ее тебе и тому чудовищу, что ты вырастила? Тебе ли не знать, что такое любить свое дитя и ставить интересы ребенка выше всего и вся. Ты должна была понимать, что я непременно вернусь рано или поздно.

Со дна колодца долго не долетало ни звука, потом опять послышался голос, теперь он звучал скорее умоляюще.

– Пожалуйста, – лепетала Даи. – Моя нога. По-моему, она сломана. И кровь течет со лба. Ты должна помочь мне.

– Помочь тебе? – воскликнула Сун Хи. – Чтобы ты меня опять обокрала? Считай, тебе повезло, что я не вылила горшок кипящего свинца на твое жалкое тело, тогда бы ты сгорела заживо…

– Возлюбленная жена, – раздался голос за нашими спинами, я обернулся и увидел Верблюда Громаду из Кэсона. Он переводил взгляд с меня на Сун Хи и обратно с едва заметной, блуждающей улыбкой. – Может, моя мать и верила, что ты останешься в ссылке, но не я. Ты обладаешь храбростью льва и тупостью обезьяны.

– Я здесь лишь по одной-единственной причине. – Сун Хи изо всех сил пыталась говорить с прежней гневной настойчивостью, но в ее интонациях проскальзывали страх и неуверенность в том, что мы делаем. – Я хочу забрать мою дочь, вот и все. А потом я уеду, и ты меня больше никогда не увидишь.

– Бон Ча принадлежит мне, – ответил Байшик, качая головой. – Она куда более… покладистая, чем ты, жена. – Он опять улыбнулся, обнажив желтые зубы. – Мне было бы слишком больно, отпусти я ее. Если и отпущу, то разве что через год или два, но пока еще рано. Может, когда она немножко повзрослеет? Тогда и приезжай за ней, если захочешь. Мой интерес к ней поугаснет, когда от ее юной свежести останутся лишь воспоминания.

Втроем мы постояли в недолгом молчании, вникая в чудовищный смысл его слов. Первой на него набросилась Сун Хи, ее кулаки превратились в когти, она норовила выцарапать глаза Байшику, и, поскольку его застали врасплох, он опешил, но скоро пришел в себя. И хотя Сун Хи не жалела сил, пытаясь одолеть мужа, он был много сильнее. От одного зверского удара кулаком в лицо она упала на траву в беспамятстве.

Я с ужасом наблюдал за происходящим, тошнота подступала, желудок сводило. Ничего мне так не хотелось, как прилечь в прохладном темном месте, где бы я изверг мой непереваренный завтрак в таз. Чуть склонив голову, Байшик бросил на меня взгляд, вероятно недоумевая, почему я не дерусь, защищая Сун Хи, а затем подошел к колодцу и, наклонившись, посмотрел вниз.

– Сын мой! – возопила Даи, выдохнув с облегчением. – Ты пришел! Я знала, что так и будет.

– Думаю, они намеревались сбросить туда нас обоих, – ответил он. – Ладно, я тебя вытащу, а потом мы отправим туда мою жену… – он вопросительно уставился на меня, – и ее любовника? Я ведь не ошибся? Мы отправим их туда, вниз, где они проведут вдвоем целую вечность. – Он перевел взгляд на камень, который мы с таким трудом сдвинули, и я понял, что он хочет запереть нас в колодце, как и мы хотели похоронить его вместе с матерью среди шершавых колодезных стен.

Помотав головой, он направился ко мне, лениво передвигая ноги, и я попытался улизнуть от него. Он был крупнее и сильнее, и в моем нынешнем состоянии я был лишен