Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И все же кто ты, незнакомец? – не без приветливости осведомился даругачи, словно вступая в беседу с новым знакомым. – Ты возлежишь с моей женой? А теперь ты явился, чтобы похитить мою дочь? Я прав? Может, ты и с ней хочешь лечь? Выходит, наши вкусы совпадают? Но она принадлежит мне, ты должен это понять. Они обе мне принадлежат. И я терпеть не могу воров.
Я шагнул к колодцу и чуть было не полетел вниз. Открыл рот, дабы возразить Байшику, но обнаружил, что не могу произнести ни слова. И тут неожиданный звук привлек мое внимание. Глянув за плечо Байшика, я увидел человеческое существо, бежавшее по траве, за всю мою жизнь я не видал никого, кто бы так быстро бегал.
Это была девочка. Та самая, которую утром привела в школу ее бабушка. Байшик обернулся в удивлении, когда она подбежала к нему, а я отступил в сторону, и вдруг ее руки взметнулись, изо всех сил она толкнула Байшика в грудь. Не сумев устоять на ногах, он рухнул в колодец.
– Один из двух, – сказала Бон Ча, оборачиваясь ко мне, но я не успел спросить, что означают эти странные слова, потому что ноги мои подкосились, ослабевшее тело сдалось на милость болезни, что скрутила меня, и я упал на землю. А потом весь мир погрузился в черную тьму.
Норвегия
1349 г. от Р. Х.
Я воевал с самим собой, пытаясь отделить подлинный мир от кошмарных сновидений. Чудища морские хватали меня за пятки, орлы с бешеным клекотом спускались с небес и, дыша огнем, норовили вонзить в меня когти. Огры[110] окружали меня, грозя стереть мое тело в порошок. Я видел мужчину, что ходит по домам, вырывая младенцев из рук родителей. Мальчикам перерезали горло, тогда как девочек возвращали матерям, заходившимся от крика. Куда бы ни приходил этот мужчина, ужасающие вопли и плач следовали за ним. Пламя из-под земли лизало ему ступни, войско мертвецов подкрадывалось к нему, чтобы уволочь в его новое жилище в подземном мире.
Моя мать Флавия, сидя слева от меня, шила платье. Для украшения подола она взяла нитки кровавого цвета, вышитый ею узор напоминал полноводную бурливую реку. Моя тетя Нория, сидя справа от меня, мастерила обувь и оторачивала ее кружевами. У изножья кровати, рядом с написанным красками портретом его предков, стоял мой отец Магни. Глядя на меня сверху вниз, он раздраженно отчитывал меня за то, что я слабак.
Призрачная фигура возникла где-то в глубине, но я сразу узнал мою сестру Аблу, спереди по ее тунике растекалось огромное пятно. Она вскрикнула, прижимая руки к пятну, чтобы унять этот поток, но алая кровь продолжала струиться по ее ногам, а вытекала кровь изо лба, с линии роста волос.
– Мой родной брат, – прошептала она. – Ты убил меня.
Я попытался заговорить, но слова застревали в гортани. Мое тело было храмом боли, язвы размокли, гной сочился из открытых ран.
И наконец, стук палок, приближавшийся ко мне, смутная фигура в глубине комнаты молотила костылями по каменному полу, ковыляя из тени к свету. Мой двоюродный брат Хакье. Он прищурился, завидев меня, затем улыбнулся, показав желтые гнилые зубы.
– Ты думал, что сможешь убить меня, кузен? – спросил он. – Похоже, тебе предстоит побеседовать по душам с Господом раньше меня.
Из-за спины кузена появилась моя жена Катерина с нашим сыном – скелеты, расставшиеся с кожей, что была содрана с их тел. Их серые кости издавали крики и стоны. На стене за ними проступили написанные красками портреты отца ребенка и его предков. Теперь я тоже закричал от ужаса и попробовал сесть, но чья-то рука толкнула меня обратно.
– Успокойся, – сказал голос. – Тебе нужен покой.
– Он выздоровеет? – спросил другой голос, помоложе, но если ответ и последовал, я был слишком невосприимчивым, чтобы его услышать.
Я почувствовал себя нездоровым вскоре после прибытия в Фоссенванген, куда мы отправились, чтобы убить мужа Сигни и вернуть ей дочь. Меня тошнило, и поначалу я решил, что съел нечто несвежее, когда мы перекусывали неподалеку от школы, где училась Беатэ. Только теперь, лежа на больничной койке и начиная приходить в себя после жутких галлюцинаций, я сообразил, что на самом деле явилось причиной моей болезни.
Несколькими днями ранее, в Бергене, мне предложили работу в доке на пристани – разгружать грузовые суда, что приплывали по купеческим маршрутам, а поскольку в деньгах мы нуждались, было принято решение задержаться на неделю, чтобы набить кошелек битком. Работа была утомительной, но сносной. Из Англии и континентальной Европы каждый день прибывали корабли, груженные тканями, продуктами, пряностями и чаем, я был не слишком привычен к занятиям подобного рода, но на свежем воздухе этот нелегкий труд меня бодрил, и я чувствовал себя отлично рядом с простыми работягами.
На третий день, однако, произошло нечто странное. Хозяина гавани звали Рудигер, и куда бы он ни шел, он всегда держал при себе список кораблей, что обычно швартовались в нашем доке. Как правило, суда приходили между четырьмя часами утра, на рассвете, и восемью часами вечера, когда уже смеркалось. Однако именно в тот день все суда, которые мы ожидали, пришли и были разгружены в одно и то же время – после полудня. Моряки и капитаны уже шлялись по городу, ни в чем себе не отказывая, ели, пили, снимали проституток, когда на горизонте мы разглядели еще одно судно, двигавшееся по направлению к нам.
– Может, это завтрашний корабль, просто они решили разгрузиться загодя? – предположил Оддлейф, рабочий, с которым я трудился бок о бок, мы даже стали друзьями. Как и я, он был несостоявшейся творческой личностью, но главным образом его интересовало сооружение зданий.
– Наверное, это необычно, да? – спросил я. – Мне казалось, что суда скорее запаздывают, нежели приходят раньше времени, так ведь?
Оддлейф кивнул, и мы завороженно наблюдали за приближающимся кораблем. Курс он держал очень нетвердо, зигзагами, какие ни один серьезный лоцман никогда бы не допустил. Минут десять он рывками двигался к порту, а в следующие десять минут вдруг начал резко крениться вправо, и настолько невразумительными были эти шатания, что почти все мужчины в гавани, включая хозяина, не уходили домой, наблюдая и ломая голову, каким образом эта