Он любил меня, а я его, и это все, что мне стоит знать и помнить.

Чтобы не сойти с ума…

От автора:

Дорогие мои, я бы оставил так. Логичный конец. Сестры Памер свободны и воссоединились. Злодеи погибли. Все было бы верно с позиции морали, логики и даже справедливости. Добро должно побеждать зло, в итоге. Меня бы опять обругали садистом, но я бы забил, конечно.

Но для тех, кто любит сказки и фантастические повороты (хотя их и так тут было с лихвой), кто верит, что злодеи способны исправиться и начать новую жизнь, я написал эпилог. Почему бы и нет? Это же всего лишь роман.)

«Хуже всего бывает, когда складываешь пазл и видишь, что каких-то фрагментов все равно не хватает.»

Джеффри Линдсей. «Декстер.»

Полгода назад

Джейсон

– Джейсон, ты помнишь, как умер Лайтвуд? – небрежно спрашивает Орсини.

– Бл*дь, нашел кого вспомнить, – бросаю я, как обычно чувствуя неконтролируемый гнев при упоминании ублюдка, который даже после смерти не дает мне спокойно дышать.

– Что ты чувствовал те десять минут, пока он подыхал, глядя, как ты играешь ему гребаный реквием?

– Не больше двух минут. Урод недолго мучился, – отвечаю с отвращением, на долю секунды возвращаясь в тот день, когда все произошло.

– Десять, Доминник. Ты пришел, когда я уже ввел яд. Так что у него было достаточно времени прочувствовать огромный спектр ощущений. Не тактильных, разумеется.

– Хочешь напомнить, что это ты у нас рулишь всем? Если бы я был тебе не нужен, то Лекс стреляла бы в меня и убила, – я поворачиваюсь, чтобы взглянуть в лицо Орсини, посмевшем разбередить незаживающую рану, поднять призрака из кладбищенской земли.

– Нет, я просто задал вопрос, – спокойно отвечает он, пристально глядя мне в глаза.

– Тебя это никаким боком не касается, Орсини. И это точно не тот момент, который я бы хотел вспоминать.

– А мне кажется, что подобная смерть была просто подарком для такой мрази. Никакой боли, просто медленный отказ всех органов, а потом остановка дыхания и врата ада. Десять минут беспомощного осознания, что ты почти труп против тех мучений, которым он подверг нас с тобой. Но я думаю, он оценил наш сюрприз. И твой реквием.

– Я хотел бы резать его на куски, – ожесточенно озвучиваю я свои мысли.

– Но он бы ничего не почувствовал.

– Да, и поэтому я выбрал скрипку.

– Ты играешь?

Удивленно вскидываю брови, не улавливая смысл вопроса.

– На скрипке, – уточняет Орсини.

– Нет. Ни разу с тех пор, – отвечаю после небольшой заминки, пытаясь успокоить внутренних бесов, которые отчаянно рвутся наружу. Отворачиваюсь, и смотрю перед собой в одну точку, забыв о присутствии Дино Орсини. Какого хера он решил устроить минуту скорби по Лайтвуду? И, словно прочитав мои мысли, бывшая «сучка Лайтвуда», продолжает.

– Знаешь, для меня тоже ничего не закончилось. Я думал, что его смерть что-то изменит, станет облегчением, но ростки того, во что он превратил меня, засели гораздо глубже. Я отравлен тем же ядом, и ты тоже. Но у нас нет возможности ввести противоядие. Оно не действует после остановки дыхания. Мы – живые мертвецы, Доминник. Как ни крути.

– Я так не считаю, Орсини, – ожесточенно отрицаю я, – Убийство Лайтвуда не избавило от проблем, но мне стало легче. У меня есть цель, и я знаю, чего хочу от жизни. Я работаю над собой, хотя получается х*ево, и Лекси знает лучше других, чего мне стоит каждый небольшой шаг вперед.

– Я тоже это вижу. Я говорил Марку, что ты стабилен.

– Не всегда, – качаю головой, не соглашаясь с ним, вспоминая, как «успокаивал» Лекси, когда она начала рваться на похороны матери. – Иногда она злит меня своим сопротивлением. В последнее время, я не могу с ней спокойно разговаривать. Бесконечные истерики, которые, сам понимаешь, чем заканчиваются. Я не хочу причинять ей боль. Она меня вынуждает.

– Женщины могут разрушать нас, Доминник, но бывает и по-другому. Каким бы мудаком ты не был, я знаю, что Саша дорога тебе. Я хочу, чтобы ты помнил, что она единственная, кто может выжить рядом с тобой и укротить твоих бесов.

– Ты философствовать сюда пришел? – скептически спрашиваю я. – Или…

– Или, – обрывает меня на полуслове Орсини. Я вскидываю голову, почувствовав, что он стоит совсем близко, и в этот же момент укол в область запястья. Недоумение и шок накрывают меня, когда я вижу торчащую в коже иглу. Ему не нужно объяснять, я понимаю, что это.

Я не понимаю зачем?

Перехватываю его руку, игла выскальзывает, но уже слишком поздно, я чувствую, как кровоток несет по венам отраву. Слишком быстро. Хватка слабнет, и моя рука безвольно опадает, одновременно я перестаю чувствовать пальцы на ногах, немеет лицо. Через минуту все тело обездвижено. Я могу только смотреть и слушать.

– Мы все это заслужили, Доминник. И мне жаль, что это я. – произносит Орсини. Мне даже кажется, что слышу сожаление в его голосе. Сумасшедший сукин сын. Какого хера на него нашло?

Я смотрю в его глаза, пытаясь сложить ребус. Я не верю в случайности. Не смотря на неподвижность тела, мозг работает на полную катушку, собирая, выстраивая ряды случайностей и закономерностей, ища подсказки…

– Ты уже умирал. Придешь за мной, когда настанет мое время?

Он вытаскивает шприц, убирает его в карман, глядя мне в глаза.

Мои пальцы ложатся на его плечо, но не чувствую. Только вижу.

– Прости, Джейс. Может быть, однажды мы сочтемся.

Я все еще проверяю вероятности, когда появляется Лекс. Она бросается ко мне, и в ее фиалковых глазах отражается бездна ужаса. Но разве не этого ты хотела, девочка? Ты сейчас смотришь в глаза своей свободе. Но она не понимает, сопротивляется. Глупая. Дает мне пощечины, звук которых отдается у меня в ушах. Когда еще тебе выдастся поменяться со мной местами? Давай. Не щади, я все равно ничего не чувствую. Но ее крик разрывает мое сердце. Надрывный, дикий, отчаянный. Она повторяет мое имя, снова и снова. Я слышу, маленькая. Слышу.

– Это бесполезно. У тебя… – бесстрастно произносит Орсини и смотрит на часы на своем запястье. – Девять минут до полной остановки сердца. Скажи ему все, что не успела, пока он был жив.

– Нет. Нет. Ты не можешь этого сделать, – Лекси бросается на него, впиваясь когтями в мою шею, целясь в глаза. Эта небольшая потасовка длится несколько минут.

– Я уже это сделал, Саш. Семь минут. Не теряй время, – он стискивает ее руки за спиной. Наклоняется так близко, что если бы я мог, то убил бы его только за это. Он шепчет ей: