– Через минуту.

Так тихо. Невозможно разобрать, но сейчас мой слух и зрение обострены до предела. Минута? У меня осталась минута?

Не могу сглотнуть даже слюну, которая собралась во рту в этот момент, и, может быть, сейчас стекает с уголка губ. Жалкая смерть, некрасивая, бессмысленная.

Лекси опускает руки мне на колени, глядя в глаза. Она больше не плачет и выглядит совершенно спокойной.

– Пообещай, что отпустишь меня, Джейсон. Я вернусь, если почувствую, что мне это нужно. Но только не так, не так, как сейчас.

Какая глупая женщина, я не могу держать тебя, как и ответить на твой вопрос. Скажи, что ненавидишь меня или любишь. Минута истекает. Ее глаза напротив, она прижимается лбом к моему лбу, касается ладонью щеки и тяжело дышит.

– Ты бы на моем месте поступил иначе. Я знаю, – произносит она, и поднимает другую руку с еще одним шприцом, задирает мою футболку и делает укол прямо в грудь. Целует меня в губы и отходит к окну.

Чувствительность возвращается постепенно, вместе с болью, которая простреливает застывшие мышцы. Страшная сухость во рту, жжение в горле, круги перед глазами и жажда – но это второстепенное. Это признаки того, что я не гребаный покойник. Я живучий сукин сын.

– Он положил шприц мне в карман, когда мы боролись. Это противоядие. Не знаю, во что Орсини на этот раз вляпался, но, по всей видимости, кто-то заказал ему твою смерть. Он снимал все на видео, – тихо отозвалась Лекси и ребус в моей голове сложился окончательно. Орсини намекал мне, пытался сказать.

Ты помнишь, как умер Лайтвуд?

Десять минут.

Но у нас нет возможности ввести противоядие. Оно не действует после остановки дыхания.

Десять минут… У Лекси был выбор. Но мы оба знаем, что она всегда меня выбирает. Мы половинки одного целого. Сколько бы я не разбивал нас, мы собираемся снова.

Орсини тоже знал. Сученыш, я ему устрою «сочтемся».

Она одна может выжить рядом с тобой…

– Если ты хотела уйти, тебе не нужно было вкалывать мне противоядие, – спустя какое-то время, говорю я, обретя дар речи. Она молчит. Поворачивая голову, я смотрю на ее напряженную спину. – Я не отпущу тебя, – тихо добавляю я.

– Я прошу отвезти меня на могилу матери, Джейс.

– Детка…

– Нет, – она резко разворачивается, глядя на меня с яростью, и я вижу слезы на ее щеках. Все это время она плакала. – Ты отвезешь меня, Джейсон!

– Хорошо, детка. Я отвезу тебя на могилу матери, – стиснув зубы, произношу я, пытаясь разработать плечи. – Ты жалеешь?

– О чем? – не понимает она.

– Ты плакала. Жалеешь, что не осмелилась дать мне умереть?

– Сумасшедший, – выдыхает Лекси, стремительно приближаясь ко мне. Садится на колени, обнимая руками. – Я умерла бы с тобой, Джейсон, – шепчет она, касаясь губами моей щеки. – Ты мой Бог. Мое все. Это никогда не изменится.

– Скажи еще раз…

– Что именно?

– Ну… про Бога. Мне нравится, как это звучит.

И я слышу, как она смеется. Впервые за несколько месяцев. Ненормальная женщина, я только что чуть не умер у нее на глазах, а она смеется.

В этот момент я еще не знал, что в ближайшие сутки нам больше не выпадет повода для смеха.

***

Наши дни

Джейсон

– Джейн сказала, что Дреа не становится легче, – говорит Лекс, ласково потираясь щекой о мою щеку. Я небритый, и она скорее всего поцарапает кожу, но когда малышка боялась боли? Ее голос печальный, и я вижу, как сильно она переживает за сестру. Мы оба смотрим на Андреа, которая бесцельно гуляет по небольшому парку перед главным зданием частной клиники имени моей святой Лекси.

– Она плачет по ночам. Я не могу это выносить. И помочь ничем не могу, – продолжает Лекс, игнорируя мое мрачное молчание. – Она спит, только приняв снотворное, и то не всегда. Она так кричит, когда ей удается уснуть. Не могу представить, что за кошмары ей снятся.

– Ты пыталась с ней поговорить? – спрашиваю я, провожая взглядом, исхудавшую практически до анорексии, Андреа.

– Конечно. Но она даже Джейн не рассказывает, подтверждая версию Орсини, что машина, в которой ее везли похитители попала в аварию.

– Почему ты думаешь, что это не так?

– Я не знаю. Мне кажется, что она скрывает что-то ужасное. Я была в подобном состоянии, но Джейн удавалось вывести меня из депрессии. Не быстро, но ее лечение помогало.

– Возможно, потому что у тебя был я.

– Джейсон, – она отстраняется и скептически смотрит мне в глаза. – Вообще-то, я лечилась от тебя.

– Я рад, что лечение не помогло. – Губы мимо воли расплываются в улыбке.

– Я серьезно. Джейн сказала, что еще минус несколько килограмм и ее придется принудительно положить под капельницы и препараты уже будут другие. Она молодая девочка, понимаешь? Я не знаю, что делать. Промежутки между приступами астмы уменьшаются. Она умирает. При дефиците веса организм не сможет бороться с болезнью легких.

Пальцы Лекс впиваются в мои плечи. Я, прищурив глаза, жестко смотрю на нее.

– Что я могу сделать? Чего ты хочешь от меня?

Она ударяет ладонями мне в грудь и резко встает, обхватывая себя руками.

– Хотя бы понимания, черт побери. Хотя бы выслушай меня. Я говорю, что моя сестра умирает, а ты делаешь вид, что ничего не происходит!

– Ты хочешь, чтобы мы умерли все вместе? Она не хочет жить. Это ее выбор. Как человек, имеющий психологическое образование, я могу сказать с высокой долей вероятности, что, если человек сам не захочет жить, ни один врач, никакие таблетки ему не помогут. Ты это понимаешь?

– Пошел к черту, придурок, – рычит она, собираясь сбежать с террасы, где так приятно начиналось за завтраком утро. Я успеваю схватить Лекс за руку, дергая на себя, и эта сучка бьет меня по щеке. Реакция автоматическая, мгновенная. Она летит на перила террасы, ударяясь о них спиной. В глазах неприкрытая ярость, обида, боль. Все, как в первый раз. Словно мы не проходили уроки зеркальной комнаты, которую я недавно воссоздал здесь, в одном из подвалов… Я предупреждал ее миллион раз.

– Просто уйди, – сквозь зубы, рычу я. – Уйди я сказал.

***

Я захожу в комнату Андреа и застаю ее лежащей на кровати, бесцельным взглядом уставившейся в потолок. На тумбочке поднос с нетронутым ужином и пузырьки с лекарствами. Ее тело почти не угадывается под блеклым, бледно-голубым пледом, на фоне которого ее глаза, как ни странно, кажутся двумя яркими пятнами, подсвеченные безумной идеей. Я ни разу не был здесь, сторонясь этой девушки с опустошенным, отсутствующим взглядом. Когда-то, я уже видел такое выражение в глазах другой женщины и знаю, что это означает. Андреа не смирится, не успокоится. Время не лечит, если сердце не хочет биться и просто ждет встречи где-то там, за гранью реального мира. Я не могу отпустить ее туда, где его нет.