же все это было лишь выщерблено в ее сознании? Ведь он никак не отреагировал. Глаза его только блестели как начищенная сталь. Все без толку… А мать? Та тоже сделала вид, будто ничего не слышала. И что еще хуже – после стала возмущаться как зритель, недовольный постановкой пьесы.

Диана села к Скендеру и разбитым голосом сказала:

– Мчи.

Глава 25

– После того как мне стало известно, что мама болеет, я начала испытывать неукротимый страх, – говорила Калли, остальные из Клуба поддержки молча и внимательно слушали ее. – Кажется, стоит мне подумать о чем-то другом, чуть-чуть отвлечься, отложить какое-то дело, связанное с мамой, то все… я потеряю ее. Поэтому я постоянно думаю, как помочь ей, что-то делаю, с ума схожу, боюсь остановиться, ведь все зависит от меня. Я убеждена, что каждая моя мысль о ней рождает толчок ее сердца, каждое мое движение побуждает ее двигаться, благодаря моей вере она осуществляет вдох. Но у меня так мало сил осталось… Оттого становится еще страшнее. Почему нельзя отдать ей часть своей жизни? Я не смогу без мамы. Лучше бы я заболела!

– Лучше бы твоя мама страдала так же, как ты сейчас? Ты это хочешь сказать? – уточнила Нэша Балдрич, снисходительно посмотрев на Калли.

– Нет… Я не хочу, чтобы она страдала. – Калли вздрогнула, по щекам что-то ползло. Насекомое, что ли? Нет, слезы. Много слез, оказывается. Она только что заметила, что заливается слезами. «Я вообще уже не принадлежу себе. Тело плачет, когда ему вздумается, а я вроде спокойна. Откуда все это у меня взялось?»

– Нет страшнее горя для матери, чем болезнь ее ребенка. Калли, эгоизм в данном случае может принести пользу, только если ты правильно воспользуешься им. Я имею в виду вот что, – Нэша обратилась уже ко всем остальным внимающим, – нам всем нужно думать и заботиться в первую очередь о себе. Делайте перерывы, не корите себя за то, что немного расслабились. Не стыдитесь желания помочь себе. Подумайте, к чему приведут наши жертвы? В лучшем случае мы потеряем силу, надежду, стремление бороться дальше. Наши близкие не сдаются прежде всего из-за нас… Если они увидят в наших глазах погасшую надежду, то это равнозначно концу. Это погубит их.

* * *

У Калли и Савьера с недавних пор появился обычай: после каждого сеанса в Клубе поддержки они отправлялись к каменному мосту, повиснувшему грустной подковой над ближайшим к клинике каналом, чтобы несколько минут, пока сумеречная мгла окутывает город, посидеть на парапете, покурить и поговорить. Им всегда было о чем поговорить.

– Нэша уже в который раз обращается к тебе, а ты молчишь. Почему?

– Я выговорился еще до твоего вступления в Клуб. Мне хватило, – ответил Савьер.

– Мне стало легче. Или это самовнушение?

– Я расстрою тебя, наверное, но посиделки с Балдрич – это плацебо. Оно действует, пока мы верим в его действие.

– И ты больше не веришь?

– Марта вчера сказала мне, чтобы я начал подыскивать ей место на кладбище.

– Савьер…

– Мне уже не станет легче, во что бы я ни поверил.

– Но почему она так?.. – У Калли душа разрывалась от сочувствия.

– Потому что она чувствует, что конец ее близок. Гребаный дар умирающего.

Он говорил это решительно, бестревожно. Какая сила в нем была! Калли хотела бы пожалеть его да не было в этом смысла. Он не нуждался в жалости и поддержке. Прежде Калли не имела счастье быть знакомой с таким человеком. Удивительным человеком, решила она. «Руди не так бы отреагировал. Он мягкий. Уныние сразило бы его… как и меня. О боже! Если бы мама сказала мне то же, что и Марта брату, я бы умерла на месте. Как же он держится? Как же я хочу быть такой…»

Савьер будто знал, о чем она думает, глянул на нее отзывчиво. «Ты станешь как я, но потом не раз пожалеешь об этом».

Калли отвлеклась на телефон, что сигналил последние несколько минут.

– Ох, Рокси…

– Что там? – спросил Савьер.

– Подруга приглашает в Голхэм-парк на концерт школьной группы. Ну конечно, сейчас самое время, – с горестным вздохом сказала Калли.

– Ты права. Сейчас самое время.

– Савьер, не смеши, пожалуйста. Какой концерт? – в ее голосе была ирония, а в глазах – надежда.

– Нэша ведь сказала, что мы должны заботиться о себе. Короткий отдых, какое-никакое веселье – это тоже забота. Я верно рассуждаю? – Калли пожала плечами. – Развеемся немного, наберемся сил, а завтра, почти обновленные, навестим наших. Таких нас, какие мы сейчас, они не должны видеть. Согласна?

* * *

С неспокойной душой Калли шла на концерт. Там ей не миновать встречи со своими школьными обидчиками. Будут насмешки, не исключены оскорбления. Савьер укрепится в мысли, что она неудачница, ведь даже в школе ее понукают.

И хотелось бы мне возразить, уверить вас, что Калли все преувеличивает, но стоило ребятам достигнуть середины парка, как вдруг раздался голос Марийоны за их спинами:

– Блоха, это зона для избранных. Отправляйся-ка ты на периферию.

Затем послышался пренебрежительный смешок Джустис. Калли, не мешкая, пошагала к забору, где расположилась кучка таких же, как она, изгоев. Савьер не сдвинулся с места:

– Девушки, у вас все в порядке?

– У нас? – слегка оробела Мари. И ее реакция ничуть не удивительна. Всякий, кто оказался лицом к лицу с Бейтсом, таким высоким, статным и холодным, оробел бы. Мари и не предполагала, что этот ослепительный незнакомец пришел сюда вместе с Калли. – Ну… да. А почему ты спрашиваешь?

– Кстати, кто ты такой вообще? – отважилась спросить Джу.

– Я Савьер, а это Калли. Вы только что допустили не одну ошибку в ее простом имени, вот я и решил поинтересоваться, все ли с вами в порядке, – отчеканивая каждое слово, Савьер делал медленные шаги к растерянным девушкам.

– Да ладно, Савьер. Блоха – это ее прозвище. И оно ей нравится, – сквозь страх сказала Мари.

– Калли, тебе оно нравится?

Не взгляд, а тысячи раскаленных молний, и все они метнулись в сторону Калли, когда Савьер повернулся к ней. До такой степени Калли была потрясена, что не смогла даже кивнуть.

– Не похоже, что это так. – Бейтс вновь взглянул на Мари и Джу. – Итак, впредь как вы будете к ней обращаться?

– …Калли, – тихо ответила Мари. «Такому красавцу можно уступить. Да и в конце концов… целее буду», – подумала она, и глубокий вздох облегчения вырвался из ее груди, когда Савьер оставил ее в покое, направив свой испепеляющий взгляд на Джу.

Пруст же не была намерена так просто сдаться. Чем дольше Савьер смотрел на нее,