Пауль А. (Любек, Германия)

Норманизм на службе фашистской Германии

Первую половину прошлого столетия по праву можно назвать крайне сложным периодом для всего немецкоязычного мира. За поражением в Первой мировой войне последовали разительный упадок германской экономики и снижение уровня жизни, что вместе с осознанием утраты позиций на мировой арене привело к глубокому политическому и идейному кризису, затронувшему все слои немецкого общества. Время великой депрессии и поисков виновных в «несправедливом» ходе истории не обошло стороной и учёных. Теперь можно лишь недоумевать, как в одночасье лучшие в то время специалисты по лингвистике, археологии, антропологии, филологии и истории принялись исполнять политический заказ — работать над научным обоснованием неизбежности германского господства над славянскими народами. Их концепция заключалась в том, что основой всего исторического, политического, военного и культурного развития Северной, Центральной и Восточной Европы стала прослойка германцев. Германцам в истории всех варварских стран и народов к северу от границ Римской цивилизации предоставлялась роль некого «стрежня», опоры и основы любых сколько-нибудь важных свершений и инноваций на протяжении тысячелетий. Наибольшая роль в доказательной базе этой концепции отводилась периоду раннего средневековья и основывалась на обосновании германского происхождения основателей первых славянских государств и их правящей верхушки, что в целом соответствует известному в русскоязычной историографии термину «норманизм».

После Первой мировой войны в Северной Германии началось планомерное археологическое изучение славянских городищ и поселений. Однако уже вскоре археологи стали замечать, что находимые артефакты зачастую не соответствовали их ожиданиям и представлениям о культуре и истории балтийских славян. Находки схожих по виду, орнаментике и технологиям вещей в Скандинавии дали и без того ангажированным исследователям повод для интерпретации их как следов скандинавской экспансии. Германцам-скандинавам в это время приписывалось большинство находок ценных и изящно выполненных вещей. Из наиболее показательных работ такого плана в период Веймарской республики можно назвать «Викингов и верингов» Г. Коссины[499] и «Следы викингов у западных славян» М. Фасмера[500].

Статья Коссины представляла попытку археологического доказательства присутствия скандинавов в населённой в средневековье балтийскими славянами восточной части современной Германии и в Польше. При этом за германские следы присутствия выдавались не только вещи с характерной для германцев орнаментикой, но и находки практически любого оружия, гончарная керамика и даже клады арабских монет.

Во многом опираясь на эти «наработки» в области археологии, М. Фасмер пошёл дальше, предприняв попытку выявления возможных скандинавских топонимов в славянских землях. Найти ему, впрочем, даже при огромном желании, удалось не очень много — в основном названия небольших деревень в Польше, происхождение которых он объяснял от скандинавских личных имён: Ящёлтово от «Аскильда», Хомьяужа от «Хемингра», Гордово от «личного имени Горд», которое он связывал с древнескандинавским Gardr и пр. То, каким образом названия маленьких и малоизвестных поселений в глубине континента могли восходить к личным скандинавским именам, лингвист объяснял просто: по его мнению, значительная часть польской средневековой знати имела норманнское происхождение. Любопытно, что менее всего следов гипотетических скандинавов Фасмер смог найти там, где более всего настаивали на скандинавском присутствии археологи — на южном побережье Балтики. Так, для всей территории от Ютландии до Вислы он смог указать лишь на топонимы Вагрия, Ясмунд, Утин, Сюсель и Умманц. В настоящее время для трёх последних топонимов скандинавская этимология уже не рассматривается как возможная.

Однако наибольшая популярность норманизма в Германии пришлась на времена правления Национал-социалистической партии. В 1933 г. А. Бракманном была издана работа под названием «Германия и Польша»[501], в которой доказывалось норманнское происхождение Мешко и польской государственности. Альберт Бракманн был одним из самых высокопоставленных и влиятельных учёных Третьего Рейха и о его роли для развития и популяризации славянофобских идей в немецкоязычном исторической науке ещё будет сказано далее. В ответ на эту работу в 1934 г. польский историк О. Халецки опубликовал в австрийском журнале «Der christliche Ständestaat» свою рецензию и ещё одну статью с критикой подобной трактовки польской истории, чем вызвал настоящую бурю гнева с немецкой стороны.

К середине 1930-х гг. славянофобия, кажется, уже полностью захватила умы немецких историков. Начиная с этого времени исторические работы отличаются всё большими объёмами, формулировки же в них становятся всё менее и менее дипломатичными. Многие исследователи не гнушались использованием подтасовок и фальсификаций. В качестве показательного примера можно привести историю поисков Рерика — легендарного города ободритов, разрушенного датским королём Годфридом в 808 году. В 1934 г. известный немецкий историк Роберт Бельтц высказал своё предположение о том, что сохраняющиеся на окраине деревни Альт Гарц в северо-восточной Германии крепостные валы могут быть остатками Рерика. У ответственного за этот населённый пункт административного работника Ф. Хильдебрандта его предположение вызвало интерес, и в 1935 г. он распорядился о финансировании возглавленных самим Р. Бельтцем раскопок.

В результате длившихся менее месяца работ было найдено несколько фрагментов керамики и других не очень выразительных вещей, однако Бельтц поспешил заявить о находке древнего торгового центра. Будучи глубоко убеждённым в том, что торговать и создавать города на море могли только германцы, он считал Рерик колонией скандинавов, используя в качестве доказательства фразу из Франкских анналов о том, что Рериком город назывался на языке данов. Для подтверждения этой гипотезы на скудном археологическом материале ему пришлось прибегнуть уже к таким натяжкам, что скорее можно вести речь о фальсификации. Так, уже сама деревянная конструкция вала казалась ему указанием на германских строителей — то, что славяне сами были способны создавать оборонительные сооружения со сложной конструкцией, просто не принималось им как возможное. Скандинавские следы были обнаружены и в керамике, которую он определил «отчётливо принадлежащей двум разным культурам». Более примитивная, «лепная», была представлена им как славянская, в то время как в более качественной и красивой «гончарной» он увидел «следы изящной нордической культуры».

После Второй мировой войны все эти выводы горе-археолога были пересмотрены учёными из ГДР. Вся керамика на проверку оказалась славянской[502], разница же в так отчётливо увиденных Бельтцем «двух разных культур» объяснялась просто хронологией: ранне- и позднеславянскими её типами. Сходство гончарной керамики балтийских славян с керамикой Скандинавии в то же время имеет ещё более любопытное объяснение. Как выяснилось позже самими скандинавскими археологами, собственная керамика северных германцев отличалась крайней примитивностью и в средневековье не многим отличалась от керамики железного века. Поэтому уже в раннем средневековье скандинавы начали завозить славянскую керамику с юга Балтики, а позже, видимо, при посредстве славянских мастеров, освоили