злом, и все его опыты были нужны для какого-то блага. За это Злат и уважал его. В Платоне не было ни капли отцовской скверны. Он любил науку, но не добивался желаемого, идя по головам и оставляя за собой трупы. Для него жизнь всегда оставалась превыше всего.

И когда стало известно про опыты над людьми, то вера в брата едва не порушилась. Златон испугался, что они с Ди накопают на Платона какую-нибудь мерзость.

К счастью, обошлось. Адалин понимала последствия и сама согласилась на эксперименты над собой – так можно ли было сказать, что Платон сделал что-то не так?

Только вот в подопытные ему попалась какая-то психованная истеричка. Которая сейчас стояла над Златом и нетерпеливо постукивала пяткой.

– Бог мой, Златон. Неужели даже покопавшись в моей голове, ты так ничего и не понял?! – Она резко тряхнула волосами.

«В моей голове».

Она говорит о том, что они видели в лаборатории, или о том, что подсматривали через воспоминания Платона? Звучало как-то странно. Слишком очевидно.

Но Злат предпочел списать однозначность услышанного на то, что Адалин не в себе.

– Ты не заслуживал того, что сделал с тобой наш отец, – добавила Адалин, пытаясь убедить Злата в жуткой догадке – перед ним стоял его брат.

Только вот Златон не привык доверять любому слову, и уж точно не речам поехавшей «Горгоны».

Доказательств никаких не было. Сказать «наш отец» сможет кто угодно.

– Ты хочешь убедить меня, что ты и есть Платон? – усмехнулся он. – Не получится. Мой брат лежит в «Цербере».

– Да, моя оболочка находится там, но не сознание. Сознанию не нужны преграды, – Адалин вздохнула. – Злат, ну подумай же. Вспомни хотя бы Монику, разум которой мы перенесли в тело твоего голубя. Что, не было такого?

Он прищурился. Про Моню действительно знали не многие. Но кто сказал, что Платон не мог поделиться с Адалин своим первым успешным опытом по пересадке сознания в другое тело?

Он отказывался принимать, что Платон и Адалин – единое целое.

Бред. Его брат больше полугода не приходил в себя.

– Ладно, можешь не верить, – она безразлично махнула рукой. – Нет никакой разницы, веришь ты или нет. Это никак не влияет на то, что произойдет. Слушай меня внимательно. Я хочу тебе помочь. С того самого дня, как мне стало известно, ЧТО с тобой случилось из-за нашего отца… – Адалин постучала по своему виску и поморщилась. – Я знаю про Вяземского. Я знаю всё.

Он попытался открыть рот, но клятва помешала даже вдохнуть. Он не мог обсуждать всё, что касалось вмешательства паука в свой разум. Даже усомниться не мог или отмахнуться, не говоря уже о прямых вопросах.

Это чертовски мешало. Особенно сейчас.

Адалин заговорила сама, и уверенность в том, что она – это лишь подопытная Платона, с каждым новым словом всё сильнее меркла. Слишком много деталей «ей» было известно. Про Серпа, про Вяземского, про их договор. Да и чем больше Злат вслушивался, тем больше слышал ноток из речи брата, его акцентов, словесных конструкций. Тех мелочей, которые нельзя перенять специально.

Пусть перед ним и стояла девушка, но говорил – уверенный в себе мужчина. Ученый. Маг.

Платон Адрон.

– С того самого дня меня гложет бесконечное чувство вины, – он покачал головой. – Ты не заслуживал стать таким. Не заслужил всю эту злобу внутри себя. Они поигрались с твоим мозгом, а я был их негласным соучастником. Меня до сих пор мучают ужасные угрызения совести.

– Так почему же ты не сказал ему раньше? – внезапно подал голос Виталик.

Он как будто понял, что Златон не может говорить (наверное, и вправду понял, заметив необычную молчаливость друга) – и стал его ртом. За это Злат был ему благодарен.

Платон только сейчас обратил свой взор на паренька, сидящего чуть поодаль. Тот выпрямился, насколько позволяли веревки, поджал губы. Выглядел он почти потешно, но при этом – очень решительно.

Злат кивнул, подтверждая, что его этот нюанс тоже очень интересует.

Они с братом были близки. Всегда. И сейчас он никак не мог взять в толк, что же помешало Платону оставаться честным. С самого начала. Когда Злат еще не потерял столько всего. Годы жизни. Диану. Себя самого.

Почему Платон не пришел к нему раньше? Почему не объяснил, что он неспроста превратился из веселого жизнерадостного парня в орка, которого боятся собственные подчиненные – потому что он способен вспыхнуть как спичка и накинуться с кулаками за неверное слово?

Почему не успокоил его? Почему предпочел оставаться в стороне, наблюдая за тем, как Злат теряет над собой контроль?

Горечь сдавила его легкие. Тяжелая, липкая, она поселилась в нем самом.

Столько всего утеряно безвозвратно.

Его даже не так интересовало, что брат собирается с ним сотворить, зачем эти руны и какой он планирует провести ритуал. Нет, интересовало, конечно, но эта мысль была далекой и чужой.

Он не понимал, за что Платон так с ним поступил.

Почему он его предал?

– Я думал сказать, – сглотнул Платон; руки Адалин теребили складку на платье, видимо, это был какой-то остаточный жест тела, потому что за Платоном такого не наблюдалось. – Но не мог. Сначала мне было стыдно. Ведь я поспособствовал всему этому. Чем больше проходило времени, тем сложнее было признаться. Ты начал новую жизнь, расстался с Дианой, вроде бы женился повторно. Я понимал, что ты меня не простишь, если я просто приду и выложу перед тобой правду. Да и наш отец… я боялся пойти против него так открыто. Он давил на меня, и я не мог ему противиться. По крайней мере, не имея козырей в рукавах. Тогда мне показалось, что если я найду способ избавить тебя от паучьих чар, то и объясниться будет легче. Ты спасешься и простишь меня, а отец уже не сможет ничего сделать. Я бы исправил то, в чем невольно участвовал. Клянусь, я не бездействовал. Все эти годы я занимался опытами для того, чтобы помочь тебе, Злат.

Тот дернул щекой в подобии ухмылки – мол, спасибо, премного благодарен, – а Платон продолжил:

– Сначала я пробовал на мышах, после перешел на свиней – их мозг больше всего схож с мозгом орка. Не сразу, но всё получилось. Тогда я рискнул начать эксперименты над людьми, – он обвел себя женскими руками, показывая, к чему это привело. – Адалин дала свое согласие, и я заразил её разум практически так же, как Вяземский – твой. Я смог понять структуру таких изменений и то, как их исправить. Раньше