К тому времени, как большинство иранцев осознали, за что они проголосовали, Саддам Хусейн вторгся в Иран при поддержке Соединенных Штатов, которые снабдили его химическими и биологическими материалами через Центры по контролю и профилактике заболеваний США и организацию «Американская коллекция типовых культур». Как это обычно происходит в военное время, все разногласия смолкли в интересах национальной безопасности, а мечта, которая привела к революции годом ранее, уступила место реальности авторитарного государства, страдающего от грубой неспособности правящего клерикального режима сосредоточить в своих руках безусловную религиозную и политическую власть.

Намерение правительства Соединенных Штатов поддержать Саддама Хусейна во время ирано-иракской войны мотивировалось желанием сдержать распространение иранской революции, но на деле привело к ее развитию. Только после войны и смерти Хомейни демократические идеалы, во славу которых началась иранская революция десятилетием ранее, были возрождены новым поколением иранцев – слишком молодых, чтобы помнить тиранию шаха, и уже достаточно зрелых, чтобы понимать, насколько современная им система не соответствовала тому, за что боролись их родители. Именно их недовольство разожгло деятельность некоторых ученых, политиков, активистов и богословов в Иране, которые инициировали реформистское движение, выступающее не за «секуляризацию» страны, а за возвращение к настоящим исламским ценностям, таким как плюрализм, социальная справедливость, права человека и прежде всего демократия. По словам иранского политического философа Абдолкарима Соруша: «Мы больше не утверждаем, что подлинно религиозное правительство может быть демократическим, мы говорим о том, что оно не может быть другим».

Впечатленный демонстрацией народной силы (в конце концов именно это в первую очередь привело к созданию Исламской Республики), рассматривая реформистское движение как угрозу самому существованию государства, иранский режим обрушил всю мощь аппарата по поддержанию безопасности на молодых протестующих. Произошло то, что с тех пор стало привычным зрелищем, – военизированные силы страны (страшный Басидж) в составе Корпуса Стражей Исламской революции жестоко подавили народные демонстрации на улицах и в университетах, в то время как реформистским активистам и политическим союзникам Мохаммада Хатами систематически затыкали рты, арестовывая и убивая. К 2005 г., к моменту избрания Махмуда Ахмадинежада на пост президента, консервативные силы в иранском правительстве вновь стали доминирующими. Аналитики по всему миру заявили, что реформаторское движение в Иране умерло и похоронено.

Однако некоторые сторонние наблюдатели понимали, что реформаторская идея не исчезла и не ушла в подполье. Напротив, она рассеялась и превратилась в политический мейнстрим, так что к концу первого десятилетия нового века почти все иранцы, независимо от их политических или религиозных взглядов, приняли утверждение реформаторского движения о том, что демократический эксперимент, который привел к рождению Исламской Республики Иран в 1979 г., был подорван и должен быть снова направлен в правильное русло. Таким образом, на волне обсуждаемых выборов, в результате которых Ахмадинежад вновь пришел к власти в 2009 г., несмотря на широко распространенные обвинения в подтасовке результатов, группа студентов, интеллектуалов, торговцев и религиозных лидеров (та же коалиция, которая свергла шаха тридцатью годами ранее) снова вышла на улицы, на этот раз под знаменем так называемого Зеленого движения, не только затем, чтобы выразить протест сфабрикованным выборам, но и чтобы восстать против самой природы Исламской Республики. Хотя жесткая реакция иранского режима, похоже, привела к временному подавлению народных протестов, что помогло восстановить порядок в стране, действия правительства только еще больше укрепили подавляющее большинство жителей Ирана в их убеждении, что Исламская Республика в ее нынешнем состоянии, по сути, не является ни исламской, ни республикой.

Предыдущие попытки Ирана по демократизации страны были сорваны иностранными державами, в чьих интересах было подавить все демократические устремления в регионе. Революция 1979 г. была «украдена» национальным духовным истеблишментом страны, который использовал свой моральный авторитет, чтобы установить абсолютную власть над зарождающимся государством. Реформистское движение 1990-х гг. было подавлено правительством, смертельно боявшимся собственного народа и отчаянно пытавшимся сохранить свою политическую власть. Требование Зеленого движения о расширении прав человека было отброшено еще более военизированным режимом, который поставил вопрос собственного выживания над всеми остальными. Тем не менее вековой поиск в Иране модели построения подлинно народной демократической системы с учетом местной специфики, которая обеспечит место религии в общественной сфере, не нарушая при этом волю народа, продолжается по сей день. Фактически идея этого поиска распространена по всему миру – от Ирака и Пакистана до Турции и Индонезии, от Туниса и Египта до Сенегала и Бангладеш.

За полстолетия, минувшего с момента окончания эпохи колониализма и создания исламского государства, ислам использовался для призывов узаконивать и свергать правительства, содействовать республиканству и защищать авторитаризм, оправдывать монархии, автократии, олигархии и теократии и поощрять терроризм, раздробленность и военные действия. Может ли ислам теперь помочь установить подлинно либеральную демократию на Ближнем Востоке и за ее пределами? Может ли ислам примирить разум и откровение, чтобы стало возможным создание демократического общества, основанного на этических идеалах, установленных пророком Мухаммадом в Медине четырнадцать веков назад?

Не только может, но и должен. И этот процесс происходит во многих государствах, где мусульманское население составляет большинство. Но он может быть основан только на исламских ценностях и обычаях. Главный урок, который следует извлечь из неудачи «цивилизационной миссии» Европы и полного краха Америки по «продвижению демократии», заключается в том, что истинную демократию нужно развивать изнутри, основываясь на идеях, близких местному населению, и представляя их на понятном и живом языке. Для того чтобы демократия была эффективной и убедительной в государствах с преимущественно мусульманским населением, она должна уравновешивать порой спорные отношения между верой и правительством, которые, как мы видели, на протяжении веков составляли особенность политической культуры в исламе.

На Западе есть те, кто утверждает, что подобная демократическая система невозможна, что ислам по своей сути выступает против демократии и что мусульманские народы не способны примирить демократические и исламские ценности. Такая точка зрения не только противоречит исламской истории (не говоря уже о наблюдаемой действительности), она рушится, столкнувшись с бесчисленными исследованиями, которые демонстрируют, что подавляющее большинство мусульман стремится к демократии как к «лучшей форме правления». Опрос, проведенный американской некоммерческой организацией Pew Research Center в 2006 г., показал, что, в то время как большинство представителей западного общества думают, что демократия – это «западный путь, который не приживется в подавляющем числе мусульманских стран», большинство респондентов в каждой отдельной стране с преимущественно мусульманским населением категорически отвергают этот аргумент и призывают к незамедлительному безусловному установлению демократии в своих обществах. Таким образом представляется, что самые большие препятствия на пути к созданию подлинной исламской демократии – это не только улемы-традиционалисты или джихадисты, но, что, возможно, более разрушительно, и те представители власти на Западе, которые упорно отказываются признавать, что демократия как жизнеспособная и устойчивая форма организации не может быть импортирована.