С окончанием Второй мировой войны победоносная, но в финансовом отношении опустошенная Британия, больше неспособная нести издержки или оправдывать идеологию своего колониального присутствия в Индии, наконец даровала величайшему символу своих империалистических амбиций – бриллианту в короне своей истощающейся империи – долгожданную независимость. 14 августа 1947 г. сотни лет колониального правления в Индии подошли к концу. Тем не менее день, который, как предсказывал Ч. Э. Тревелян, станет «самым величественным памятником британской благожелательности», когда «наделенная [британскими] образовательными и политическими институтами» Индия будет представлять собой величайший триумф колониализма, стал днем, когда раздробленное население субконтинента было жестоко разделено по линиям вероисповедания на преимущественно индуистскую Индию и мусульманский Пакистан.

Во многих отношениях раздел Индии был неизбежным результатом трехсотлетней британской политики по принципу «разделяй и властвуй». Как показали события индийского восстания, англичане считали, что лучший способ обуздать националистические настроения – это не идентифицировать коренное население как индийцев, а разделить их на мусульман, индусов, сикхов, христиан и т. д. Категоризация и разделение коренных народов были распространенной тактикой для поддержания колониального контроля над территориями, национальные границы которых были произвольно обозначены практически без учета этнических, культурных или религиозных особенностей местного населения. Французы пошли на многое, чтобы культивировать классовое разделение в Алжире, бельгийцы способствовали племенной фракционности в Руанде, а англичане поощряли религиозные расколы в Ираке – все это бесполезные попытки свести к минимуму националистические тенденции и оборвать призывы к независимости. Неудивительно, что, когда колонизаторы были окончательно изгнаны из этих государств, они оставили после себя не только экономические и политические потрясения, но и серьезный раскол в обществе, вследствие чего практически не сохранилось общих оснований для создания национальной идентичности.

Разделение Индии было не просто результатом внутренней вражды между мусульманами и индуистами. Не было это и отдельным случайным событием. Назовем еще несколько: многочисленные сепаратистские движения в Индонезии, кровавые пограничные споры между Марокко и Алжиром, пятидесятилетняя гражданская война в Судане между арабским севером и африканским югом, раздел Палестины и связанный с этим круговорот насилия, воюющие этнические группировки в Ираке и геноцид почти миллиона тутси от рук хуту в Руанде – все это было в значительной степени результатом процесса деколонизации.

Когда Британия оставила Индию с подавляющим индуистским большинством, в руках которого была сосредоточена основная часть экономической, социальной и политической власти в стране, мусульманское меньшинство, получившее образование по британской модели, основанной на убедительной риторике о демократии, пришло к выводу, что единственно возможным средством достижения автономии было мусульманское самоопределение. Что означало рождение исламского государства.

Тем не менее за гранью призыва к самоопределению мусульманская община Индии едва могла прийти к соглашению о видении роли ислама в государстве. Для Мухаммада Али Джинны, основателя Пакистана, ислам был всего лишь общим наследием, которое могло бы объединить разнообразное мусульманское население Индии. Джинна рассматривал ислам так же, как Ганди рассматривал индуизм – в качестве объединяющего культурного символа, а не как религиозно-политическую идеологию. Для Маудуди, пакистанского идеолога, государство было лишь средством реализации исламского права. Маудуди рассматривал ислам как силу, противостоящую светскому национализму, и считал, что Пакистан станет первым шагом на пути к созданию мусульманского мирового государства. Хотя представители Мусульманской лиги, правящей политической партии Пакистана, утверждали, что исламское государство должно получить мандат от своих граждан, члены «Джамаат-и-Ислами», крупнейшей исламистской организации Пакистана, признанной в ряде стран террористической, наоборот, заявляли, что государство может считаться исламским только в том случае, если суверенитет находится исключительно в руках Бога.

В результате хаоса и кровопролития, последовавших за разделением Индии, около 17 миллионов человек – самая большая человеческая миграция в истории – бежали через разорванные границы в обоих направлениях, но ни представление Джинны, ни видение Маудуди об исламском государстве не были реализованы. Несмотря на разработку конституции, предусматривавшей, что парламент, избранный для создания законов и судебной системы, принимает решение о соответствии этих законов исламским принципам, Пакистан быстро поддался военной диктатуре в лице главнокомандующего армией Айюб Хана. Военное правление продолжалось до 1972 г., пока «платформа исламского социализма»[32] Зульфикара Али Бхутто не сделала его первым свободно избранным гражданским правителем Пакистана после раздела. Но социалистические реформы Бхутто, благосклонно встреченные населением, были осуждены как «неисламские» экстремистскими членами мусульманского духовенства Пакистана, которые расчистили путь для еще одного военного переворота, на этот раз под предводительством генерала Мухаммеда Зия-уль-Хака. При поддержке религиозных властей Зия осуществил принудительный процесс исламизации, в результате которого ислам стал регулятором и общественной морали, и гражданского права. После смерти Зии в 1988 г. новая волна выборов привела к реформистским правительствам Беназир Бхутто и Наваза Шарифа, которые предложили более либеральный идеал ислама, чтобы преодолеть разочарование населения Пакистана почти десятилетием жестокого фундаментализма. Но в 1999 г. после обвинения избранного правительства в коррупции глава пакистанской армии Первез Мушарраф вновь установил в стране военную диктатуру. После очередного десятилетия военного правления Мушарраф был вынужден разрешить Беназир Бхутто и Навазу Шарифу, которые были изгнаны из страны, вернуться в Пакистан. В 2008 г. он ушел с президентского поста. Убийство Бхутто спустя несколько месяцев после ее возвращения привело к вступлению на президентский пост ее мужа Али Асифа Зардари. Его слабое руководство неоднократно подвергалось проверке на прочность волнами нападений исламистских боевиков, чьи базы были сосредоточены в Северо-Западной пограничной провинции (или Хайбер-Пахтунхва) Пакистана. Боевики желали только одного – превратить страну в «талибанизированное» государство, находящееся под их контролем.

Все это произошло за шестьдесят лет.

Опыт Пакистана служит напоминанием о том, что исламское государство – отнюдь не монолитное понятие. На Ближнем Востоке существует достаточно стран, которые можно назвать исламскими государствами, но между ними не так уж много общего. Сирия – это арабская диктатура, где правитель печется об удовлетворении интересов своих всесильных военных. Иордания и Марокко – изменчивые королевства, где молодые монархи предприняли ряд робких шагов в направлении демократизации, хотя и не отступили от своего абсолютного правления. Иран – авторитарная страна, управляемая коррумпированной клерикальной олигархией, приверженной идее подавления любых попыток демократических реформ. Саудовская Аравия – фундаменталистская теократия, утверждающая, что ее единственная конституция – это Коран и ее единственный закон – шариат. И все же все эти страны не только считают себя воплощением идеальной модели Медины, они рассматривают друг друга как презренные осквернения этого идеала.