– Ты так похожа на Амелию, Malaki[50]. Адам единственный сын, который слишком многое унаследовал от меня, – слышу его слова на арабском языке, но не могу разобрать всю речь… понять. – И девушке… тоже требуется помощь, – добавляет на английском он. Пренебрежение в его голосе кажется наигранным и искусственным, и я не понимаю почему.

* * *

Я прихожу в себя в небольшой комнате. Резкий запах лекарств, перемешанный в воздухе с запахом крови, раздражает ноздри. Около меня кружит девушка в парандже, и я просто позволяю ей обрабатывать мои раны на спине. Я вся в крови. Сижу на твердой кушетке, и поглядываю на свои ступни, пытаясь сфокусировать зрение на кончиках пальцев – шрамы затягиваются, и это не может не радовать. Но они есть.

Сердце сжимается, от жалости к самой себе. Так хочется… чтобы кто-то сильный и родной обнял меня и утешил. Поцеловал каждый шрам… исцелил.

Но нет времени лить слезы. Все тяготы, что выпали на мою судьбу так закалили меня, что я теперь совсем не плачу. Я чувствую… как за последние месяцы стала сильнее. И каждый раз кажется, что хуже уже быть не может. Но теперь я знаю точно, если когда-нибудь выберусь из Анмара – мне в жизни ничего не страшно.

Я не разговариваю с девушкой, которая меня лечит. Просто сижу, уставившись в одну точку, немного переживая за тигра. Он жив, точно жив. Али поранил его лапу, но он справится… его быстро поставят на ноги.

Я люблю животных так сильно, насколько это возможно. Мне никогда не было так грустно. Даже когда я смотрела «Хатико» и рыдала, заедая боль шоколадным мороженым.

– Рада познакомиться, Мелания. Меня зовут Нора, – с фальшивой любезностью произносит женщина, входящая через завесу из ткани с восточным узором. – Мы все здесь о тебе наслышаны. Сплетни – любимое занятие служанок и наяд. Рассказы о тебе передаются из уст в уста, и я решила посмотреть своими глазами на ту, что удостоилась такой чести. И на ту, что отказала моему сыну. Тебе не по вкусу, красавец-Али?

Я поморщила нос, вспоминая черты лица Али и эту его мерзкую бородку. Да уж, а кому он по вкусу?

Я рассматриваю женщину в длинных, скрывающих тело, одеждах. Ее волосы распущены – они гораздо ниже пояса, черные и густые. Ее голову украшает серебряная тика, с тяжелым драгоценным камнем на лбу, а все руки изрисованы мехенди. Настоящая восточная красавица, с ярким макияжем… она красива, но черты ее лица, такие же, как у Али – злые и острые, взгляд цепкий и скользкий. Как у кобры. И движения рук… как у кобры.

– Арабские мужчины не в моем вкусе, – скрещиваю руки на груди, глядя на нее с прищуром и вызовом. Кто эта женщина? Хотя догадываюсь… жена шейха. Она на всех смотрит с превосходством, словно здесь хозяйка.

– Хм, а сын моего мужа, кто по-твоему? Я наслышана о ваших утехах, – мысль о том, что моя жизнь… личная жизнь с Джаредом обсуждалась служанками в подробностях, мне неприятна. Понимаю, что они ничего не видели, и это всего лишь их сплетни, и все же…

– Я не по своей воле оказалась здесь, – сухо отвечаю я, поймав на себе взгляд женщины. Особый интерес она проявила к моим ступням. Наверное, гадает, были ли у меня эти шрамы, или я получила их здесь, в Анмаре.

– Ты красива, – наконец делает комплимент Нора, сцепляя руки на уровне живота. – Белоснежная кожа, платиновые волосы, голубые глаза. Тебе не стоит больше попадаться на глаза моему мужу, – она залилась фальшивым смехом, но я не оценила ее шутки. Мне ее «сыночков» хватило сполна. – Я понимаю, не очень приятно, когда тебя называют шармутой, Мелания. Но в нашей стране, ты не услышишь лучшего. Для наших мужчин ты такая и есть… понимаешь? Не стоит обижаться. Это в порядке вещей. Некий стереотип, который не так просто сломать.

– Всегда думала, что людям с стереотипным мышлением не хватает вот здесь, – вырывается у меня, и я прикладываю два пальца к виску.

Брови Норы сдвигаются к переносице, наш разговор не ладится. Я вообще не понимаю, зачем она пришла.

– Ты пойми, я не хочу тебе зла. И не держи его на моего сына. Он не такой на самом деле. Не знаю, что на него нашло. Али самый лучший, самый благородный. Он достоин править нашей страной.

– А вам не плевать, что я думаю об Али?

– Шейх недоволен его сегодняшним поведением. Я пытаюсь сгладить ситуацию. Ты же понимаешь, мы, женщины, обречены на то, чтобы всю жизнь сглаживать конфликты. Подстраиваться. Повиноваться. Усмирять дикого зверя в своих мужчинах. А ты уже поняла, какой темперамент у наших мужчин… и вижу, что прочувствовала его на себе. Учись сглаживать конфликты, Мелания…

– Не собираюсь. В Нью-Йорке у меня не будет никаких конфликтов. Потому что у меня будут отношения с НОРМАЛЬНЫМ человеком, а не с одним из этих…

Но Нора перебила меня, не дав назвать их всех «животными». Она сделала это за меня.

– Если бы я знала, что задумал Али, я бы вмешалась и остановила его. Мне жаль, что тебе пришлось пережить такой ужас. Ты думаешь, мы все тут звери, правда? Думаешь, это Али толкнул тебя в клетку? Нет, bent, это сделал Адам. Не своими руками, но все-таки. Их противостояние длится много лет. И ты просто оказалась между двух огней. Твоей вины в случившемся нет. Знаешь, в чем главная проблема Адама? Он неуправляемый. Его слишком долго воспитывала мать, вбивая в голову мальчика свои глупые принципы. С тех пор, как он оказался в этом доме, под покровительством отца и на моем попечении, Адам пытался доказать, что он один из нас. Но это не так. И никогда так не будет. Не потому что у него кожа бледнее, светлые волосы и глаза. Внешность – ничто. Он не понимает нас, не принимает, не чувствует. Ни Бога, ни законов, ни традиций. Даже его тигр умнее своего хозяина. Адам чужой не потому, что его мать была шлюхой. Она заставила его поверить в то, что он лучше нас всех, а потом бросила. В мой дом он вошел маленьким, обозленным волчонком, который не поддавался воспитанию. Но я пыталась. Может быть, кому-то, и ему в частности, мои методы покажутся жестокими. Но такие, как Адам, другого языка не понимают. Боль, деточка, проясняет сознание. Но с ним не сработало. Он действительно по многим параметрам превосходит моего сына. Выносливее, умнее, сильнее. Но шейх никогда бы не сделал его своим наследником, и вовсе не из-за происхождения его матери. Адам не понимает, кто он. Мои уроки только сильнее обозлили его. Я видела твои ноги, и знаю, что он сделал. Прости, но это я его научила. Мне казалось, что физическое наказание научит его послушанию. Но этот парень никогда не любил жить по правилам. Из него не получится правитель, и хороший муж, и отец тоже. Время упущено, понимаешь? Кроме боли, Адам ничего тебе не принесет, девочка. Потому что он сам, кроме боли… ничего не знает. Жалею ли я, что приняла немалое участие в том, что сделало Адама таким? Наверное, да. Сейчас, спустя много лет, я попробовала бы найти к нему другой подход. Но у меня был родной и любимый сын. А Адам был угрозой и помехой. Я хотела сломить его, сделать слабее, но вышло иначе. И все мы получили неуправляемого зверя. Стоит оступиться, потерять бдительность, и он вопьется когтями в твое сердце. Он уже сделал это, не так ли?