Я ощущаю смешанные чувства, от услышанного. И начинаю ненавидеть эту женщину, которая, возможно, причастна к тому, что Джаред стал таким… неуправляемым, вспыльчивым. Я слишком хорошо знаю, как воспитание родителей откладывает отпечаток на всю жизнь. Складывается такое впечатление, что Джареда затравили просто за тот факт, что он появился на свет… такой, какой есть.

Его не приняли. Отвергли. Даже собственная мать…

Я не собираюсь оправдывать его ненормальные поступки. Но и эту женщину я не понимаю, и понять не смогу. Она злилась на женщину, которую полюбил ее муж, но вымещала свой гнев на, ни в чем неповинном, ребенке. Кто она после этого, и чем отличается от всех остальных «животных»?

Я просто не хочу иметь ничего общего с этой семьей, хочу скорее домой. Я не хочу впускать мысли о Джареде вновь в свое сердце, но слова Норы, проникают глубоко в меня, и взывают к воспоминаниям о нем.

Конечно сделал. Он впился когтями в мое сердце. Мой белый тигр, мое наваждение, страшный сон… а я ему это сердце отдала. Сама. – Это неважно. И не ваше дело. Я вижу, как вы пытаетесь оправдать себя за ошибки прошлого. Но это выглядит жалко. Мать Джареда не виновата в том, что вы не вызывали сильного интереса у мужа, простите, но это правда. И вы – взрослая и разумная женщина, занимались травлей ребенка, вместо того, чтобы вернуть этот самый интерес. Вы говорили красивые слова о традициях и о Боге. Скажите мне, пожалуйста, какой из Богов одобрил бы то, что вы делали?

Нора уставилась на меня так, словно я только что отвесила ей тяжелую пощечину. Я пристально смотрела женщине в глаза, дожидаясь ответа. Но ничего внятного так и не услышала.

– Ах ты…

– Вам нечего сказать, да? Потому что вы знаете, что это правда. Судя по тому, как здесь оказалась я, не думаю, что мать Джареда была шлюхой. Уверена, у нее не было выбора, ее просто заперли в золотой клетке. Ей удалось сбежать, а мне…

– Я сделаю все, чтобы ноги здесь твоей не было, маленькая дрянь, – прошипела Нора, делая два шага ко мне.

– Этого я и добиваюсь, – добавляю я на арабском, вводя женщину в полное недоумение. – Но вы меня ничем не запугаете.

Воздух меду нами такой наряженный, что мне становиться душно, дурно и тесно. Медсестра, по-прежнему, возится с моей спиной, не обращая внимания на то, о чем мы разговариваем – девушка не знает английского.

Я оглядываю свою абайю, всю в крови. Руки, и даже волосы, цвета платины – все в бордовых запекшихся пятнах. Мне необходимо помыться. Мне кажется, что на мне не только моя кровь, но и кровь Тигра. Я разминаю шею, чувствуя вдруг… странную пустоту на ключицах.

Тянусь к ним, пытаясь нащупать свой кулон, который подарил мне отец. Нет… нет… нет! Этого не может быть. Уверена, в клетке он еще был на мне. Я совершенно четко это помню. Неужели кулон украла девушка, которая обрабатывала раны? Но зачем ей железная пластинка с бижутерией.?!

Мне так обидно. Я не знаю, как вынесу то, что потеряла его. Это ниточка… связь с папой. Амулет, защита, да что угодно… черт подери. Мне он нужен, безумно нужен.

Но я тут же забываю про кулон, подаренный отцом, когда всего несколько слов Норы, сотрясают воздух, словно гром. Будто несколько оглушительных выстрелов. Али так и не смог выстрелить в меня, попасть в самое сердце, но Норе это удалось…

– Рания ждет его ребенка, дорогая Мелания. Неужели ты думала, что ты действительно что-то для него значишь? Я вижу это по твоим глазам. Как, вопреки всему, ты любишь. Он все в твоей жизни. Твой шейх, король, и Бог. А ты для него кто? Пойми. Лишь эпизод, строптивая наложница, навязчивая одержимость, которая исчезнет, растворится, словно пыль, когда он возьмет на руки своего первого сына. От Рании, – подчеркнула она, и, быстро развернувшись, покинула комнату.

Все оттенки боли обрушились на меня лавиной, лишили зрения, заставляя меня вновь почувствовать, где находиться сердце.

Не знаю, почему я, вообще, согласился на авантюру, которую мне подсунул Мэтт. Закралась мысль, что женщиной действительно может быть шантажистка, которая что-то знает о том, что я вывез Меланию из Штатов в Анмар. Хотя уверен, что нигде не наследил. Кроме меня и Амира, никто не знает, что я сделал. Но проверить необходимо. Кем бы ни была эта женщина, если она пыталась найти меня через Мэтта, значит, на то у нее были существенные причины.

Мой навигатор говорит, что мы находимся на месте, и я останавливаюсь. На самом деле, вокруг как-то необычно тихо. Малолюдно. Свежий ветер с залива несет прохладу и свежесть, я засматриваюсь на огни ночного города, мерцающие неоновыми фонарями и отражающиеся в черных водах залива. У меня дыхание перехватывает, словно я впервые здесь, забывая о настоящей цели своего прибытия. Мимо меня проходят люди, но это просто прохожие, слоняющиеся и глазеющие по сторонам. Внизу у причала стоит небольшой кораблик, больше напоминающий катер. На палубе я вижу женщину в черном платье, и, не смотря на темное время суток, она в солнцезащитных очках.

Кто же ты? И чего хочешь? То, что это она, понимаю как-то сразу, с первого взгляда, еще до того, как женщина неуловим жестом начинает манить меня к себе. В сумерках не разобрать цвет ее волос, но, по мере моего приближения, я вижу, что волосы женщины скрыты шелковым, светло-голубым платком. Ее инкогнито очевидно, и бьет по глазам. Если хочешь спрятаться, не нужно делать это так откровенно. Очки на пол лица. Черное, длинное платье элегантное, консервативное. Скучное, я бы сказал. Она неотрывно смотрит, как я поднимаюсь на палубу. Ее взгляд кажется таким пронизывающим, охватывающим всего меня с головы до ног. Потом делает знак капитану и кораблик отплывает.

Мы одни и все дальше от берега. Высокая незнакомка молчит, гладя на меня сквозь черные линзы очков. Как ни странно, я не испытываю неловкости или смущения, напротив, мне почему-то очень комфортно.

– Так и будем молчать? – спросил я, глядя на удаляющиеся огни Манхеттена. Женщина вздрагивает от звука моего голоса, словно сбрасывая оцепенение. Я замечаю, что ее пальцы крепко сжимающие ограждение, мелко дрожат, несмотря на то, что сама она держится с невероятной грацией. Идеальная осанка, тонкие запястья, точеные скулы. От женщины веет породой, воспитанием и лоском. Дорогая. Один парфюм, обволакивающий меня смутно знакомыми цитрусовыми нотками, чего стоит.

Пытаясь быть вежливым, я сдержано улыбаюсь.

– Может, познакомимся для начала? Меня зовут Адам бен-Рашид аль-Саадат. А вас?

– Я думаю, ты действительно не знаешь моего полного имени, Джаред, – произносит женщина тихим, мелодичным голосом, слегка запинаясь от волнения. Я цепенею, застыв на месте. Чувствую, как ветер бьет меня по щекам, словно наказывая за то, что не догадался сразу. Смотрю на нее, не в силах даже моргнуть, и… не могу поверить.