Она вздохнула и решила идти дальше, но, стоило сделать шаг, ей чуть ли не в лоб уперлось дуло ружья.

— Пошевельнись — и ты покойница.

В нее целилась старая ведьма с длинными грязными седыми волосами и злобным взглядом.

— Чего ты тут рыщешь?

Люси казалось, что она понимает в лучшем случае одно слово из двух: ведьма говорила с сильнейшим американским акцентом. Сколько ей лет, понять было невозможно, — вероятно, пятьдесят, но вполне могло быть и на десять больше. Глаза черные, как угольки.

Бросив монтировку на землю, Люси подняла вверх руки, показывая, что пришла с миром.

— Вы Эйлин Митганг?

Старуха, поджав губы, кивнула. Люси оставалась начеку, мысли в ее голове бурлили.

— Мне бы хотелось поговорить о Веронике Дарсен, которая приезжала к вам сюда в октябре нынешнего года. Вы должны меня выслушать.

— Не знаю никакой Вероники Дарсен, вали давай отсюда.

— На самом деле ее зовут Валери Дюпре. Позвольте мне хотя бы показать фотографию.

Старая ведьма снова кивнула. Она была высокая, сутулая, с широкими плечами, укрытыми серой шалью. Из-за того, что левая нога намного короче правой, тело женщины кренилось набок. Люси показала ей фотографию Валери Дюпре, поняла, что хозяйка фургона сразу же узнала ее, и, не дожидаясь разрешения, принялась рассказывать: о поездках журналистки в разные страны, об ее исчезновении, о розыске, объявленном полицией.

— Уходи. Мне нечего тебе сказать.

Надо же, а ведь Эйлин Митганг довольно прилично говорит по-французски!

— Вас разыскивает один человек. Его зовут Франсуа Дассонвиль, на его счету несколько убийств, я думаю, сейчас он заблудился в горах, но вскорости явится сюда.

— Зачем убийце меня разыскивать?

— Наверняка причина в том, о чем вы рассказывали Валери Дюпре. Нам надо поговорить, вы должны объяснить мне, что происходит. Похищают и убивают маленьких детей, им еще и десяти лет не исполнилось…

— Детей похищают и убивают чуть не каждый день.

— Пожалуйста, помогите мне разобраться, очень вас прошу.

Бывшая журналистка, прищурившись, огляделась, крепче сжала в руках оружие:

— Покажи свои бумаги.

Энебель протянула документы, Митганг внимательно их изучила и чуть отошла в сторону:

— Ладно, заходи в фургон, там безопаснее. Если у твоего убийцы есть револьвер и он хоть как-то умеет целиться, пуля может вылететь откуда угодно.

Люси следовала по пятам за Эйлин, которая двинулась к двери, припадая на ногу, как марионетка с оборванной нитью. Они вошли в фургон. Внутри помещение оказалось вполне обжитым: старомодные занавески, угловой диван в стиле шестидесятых, продолжение комнаты — кухонька и душевая. На стенах из листового железа и заднем стекле — полная неразбериха из сотен фотографий, налезающих одна на другую. Люди молодые и старые, белые и черные, лица, которые Эйлин с течением лет должна была забыть, ныне превратились в собрание засаленных сувениров…

Здесь было всего два окна: широкое, сзади сплошь заклеенное старыми снимками, что мешало дневному свету проникнуть внутрь, и небольшой прямоугольничек сбоку.

— К вам ведет только та дорога, по которой я приехала? Она единственная?

— Нет, подъехать можно откуда угодно, в том-то вся и проблема.

Эйлин быстро сняла с заднего окна несколько фотографий, создав себе таким образом нечто вроде наблюдательного пункта, и обернулась к гостье:

— Валери Дюпре, говоришь? А она ведь и впрямь, явившись сюда, назвалась Вероникой Дарсен. Ну и стерва! Обвела меня вокруг пальца, притворилась великой и отважной путешественницей, и как было не поверить: за спиной — рюкзак, с собой — палатка… — Эйлин выглянула в окошко. — Она устроилась тут неподалеку, у подножия скал, и сделала все, чтобы мне понравиться. О, это она умела! Однажды вечером мы… мы довольно много выпили, и постепенно она выудила у меня все, что я только могла рассказать о своих открытиях пятнадцатилетней давности… А когда я поняла, что меня провели, ее и след простыл… — Хозяйка фургона встала и налила себе стакан виски. — Девчонка была такая же способная, как я в свое время… Тебе плеснуть немножко?

Люси покачала головой. Она и сама то и дело посматривала, что там, снаружи, ей было не по себе тут, взаперти, когда с минуты на минуту может появиться Дассонвиль. Эйлин между тем глотнула виски и вытерла рот рукавом кофты.

— Говоришь, меня хотят убить? Слушай, а ведь неплохая идейка! И что, тут есть связь с тем… с тем, что я тогда девчонке рассказала? С этой давней историей?

Люси кивнула:

— Да. Думаю, все вертится именно вокруг вашего тогдашнего журналистского расследования проблем радиоактивности, а главное — вокруг документа, с которым вы ознакомились в архиве ВВС в тысяча девятьсот девяносто восьмом году: «NMX-9, TEX-1 and ARI-2 Evolution. Official Report…» Он пропал.

Эйлин, глядя в пол, ногой вернула на место отклеившийся край линолеума.

— Он был у меня. Я никогда никому не рассказывала о том, что тогда открыла. Мои открытия умерли вместе со мной, когда я попала в аварию. А когда я поселилась здесь, я уничтожила все документы, в том числе и этот… у меня много чего собралось за долгие годы. Я убила ребенка — остальное уже было не в счет. Я надеялась со временем забыть, но ничего не вышло: все осталось тут, в голове, все в ней отпечаталось навеки. Это как проклятие. — Бывшая журналистка взяла в руки ружье, распахнула дверь фургона, высунулась наружу и стала осматривать окрестности, продолжая говорить чуть громче: — Ты и та, другая, из газеты, вы приехали сюда и всколыхнули давние воспоминания. Забавное совпадение: она же была француженка, а мое расследование привело меня именно к французам. К настоящим чудовищам. Монстрам. Нелюдям.

Люси задело за живое. Она почувствовала, что вроде как у цели, что ее путешествие в Нью-Мексико окажется небесполезным.

— Расскажите мне о своих открытиях и об этих, как вы сказали, нелюдях. Без ваших свидетельств я не смогу продвинуться вперед и положить конец беспределу.

Эйлин заперла дверь на ключ, снова глотнула виски и стала рассматривать янтарные отблески, гулявшие по жидкости в стакане.

— Скажи-ка сначала, ты об экспериментах с лабораторными животными сороковых годов в Лос-Аламосе что-нибудь знаешь?

— В редакции, где вы когда-то работали, мне показали вашу старую статью. Ту, где на снимке военные выкапывают из-под земли тысячи свинцовых гробиков.

— Животных заставляли вдыхать воздух, зараженный плутонием, радием или полонием. Потом, через несколько дней, их сжигали или растворяли в кислоте и определяли процентное содержание радионуклидов в пепле или костях. Этим так называемым ученым хотелось разобраться в могуществе атома и понять, что происходит с обменом веществ в облученных организмах. — Они помолчали, Эйлин подняла перед собой стакан. — Атом… Здесь, в стакане со спиртным, больше атомов, чем стаканов воды во всех океанах мира… Ты хоть отдаешь себе в этом отчет? От того, сколько энергии высвобождается из одной-единственной такой крохотульки, можно просто с ума сойти! А как радиоактивность воздействует на живые организмы? Почему она разрушительна? Способна ли она в некоторых случаях исцелять живую клетку или придавать ей какие-то новые, особые возможности? Ответов нет. Атом молчит, и молчит сознательно. Атомы — из тех сил природы, вселенной, с которыми лучше не играть…