Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вернись к нашим, – устало велел ей Солнце.
Буревестник сделал знак Барракуде, чтобы та тоже ушла.
Девушки вместе вернулись в толпу, Нора ушла к оранжевым, Барракуда молча встала возле меня. Краем глаза я видел, как край ее губ тянется вверх в кривой улыбке.
– Моим людям не пришлось бы делать этот выбор, если бы не ты, – сказал Солнце, глядя на Яшму. Он знал, что должен поступать справедливо, знал, что все присутствующие сейчас думают о словах Барракуды насчет цвета его камня.
– Мне тоже не пришлось бы делать свой, если бы не ты. Но нам нечего прощать друг другу, – спокойно ответила Яшма, дав ему оставить свое решение неизменным.
Тут по площади разнесся стук камня. Все тут же обернулись к ящику.
– Я хотел положить белый, – пояснил Погодник, убирая пустую руку. Пока все смотрели на Барракуду и жриц, он успел очнуться от обморока и вернуться за стол.
Луна тоже положил свой камень.
– Четыре против двух, с Яшмы снимаются все обвинения, – объявил Карпуша, чтобы все слышали. – Ты останешься с нами на правах жителя и защитника Огузка!
Я опустил голову, шумно выдыхая: неужели этот кошмар наконец-то закончился!?
– Сейчас ты можешь выбрать любую стаю, где останешься, – сказал Карпуша. – Но лучше иди к зеленым, там ты нужнее.
– Она пойдет к желтым, она же прирожденный кузнец! – возразил Василий.
– Я останусь в красной стае, – ответила Яшма. Она опустилась на свое место, не в силах больше стоять. Только что четыре белых камешка вернули ее с того света.
– Красные погибли во время землетрясения, – объяснил Карпуша, смотря на нее, как на дурочку. – Их больше нет.
– Я же есть. Значит, я буду за красных, – ответила она. – Погребу миналию, а дальше как пойдет.
Наконец, все было решено. Люди стали расходиться, а я мог подойти к Яшме.
– Что бы ты там ни собирался говорить, давай потом? – попросила она, встретив меня измученным взглядом. – Это было непросто.
Я покачал головой и крепко обнял ее, стараясь не задеть больные ребра. Она не сопротивлялась, но ее руки остались прямыми.
Мы простояли так несколько секунд, а потом над нами раздался рев Карпуши.
– Эй, белая глиста! Грабли в зубы и работать, и так кучу времени потратили! Ты! – он обратился к Яшме. – Идешь с нами?
– Сегодня она ничего делать не будет! – сказал я, прежде чем она успела открыть рот.
– Куда ей работать, когда надо праздновать!? – к нам подоспел Василий. Он довольно потрепал Яшму по плечу. – Эх, и набедокурила ты, девочка! Об этом суде люди еще долго вспоминать будут.
– Выпить мне сейчас точно не помешает! – сказала она, отстраняясь от меня и вставая рядом с Василием. – Я буду у желтых.
– Встретимся вечером, – кивнул я.
– Пошли-пошли, миналия сама себя не разгребет! – не отставал Карпуша. – Молодняк, воды вас забери!…
Подрывник был неумолим, он почти силой тащил меня с площади.
Так как большинство жителей были на суде, миналию нам не приносили. Но как только оранжевые разошлись по местам и увидели, что творится в их водных грядках, телеги с водорослью повалили одна за другой.
Я старался грести за троих в тот день, чтобы Карпуша отпустил меня хоть немного пораньше. Часов до семи вечера он и слышать об этом не хотел, но потом вдруг сжалился и разрешил мне идти по делам.
В этот раз я дошел до Банных Гротов и хорошенько вымылся, затем вернулся домой, чтобы переодеться в самую приличную рубашку, которая у меня была: подарок фиолетовых ведьм.
Когда я пришел в свой дом, сразу бросилось мне в глаза отсутствие гамака и крыски. Кажется, Яшма все забрала…
По пути к желтым я зашел к оранжевым. Немногочисленные люди, бродившие по улицам, провожали меня внимательными взглядами, но не подходили и идти не мешали.
Я нашел Нору недалеко от одного из лазаретов. Она готовила лекарства, сидя у котла в центре своего шалаша.
Когда я зашел, она сидела, подмяв ноги под себя и склонив голову на грудь. Мерно помешивая варево, она тихо что-то напевала.
– Привет, – сказал я, обращая на себя ее внимание.
Нора вздрогнула и оглянулась. Увидев, что это я, она помрачнела и отвернулась.
– Зачем ты пришел? – спросила она.
– Нужно поговорить, – произнес я, садясь у котла напротив нее.
– Хочешь сказать мне, что нехорошо травить беззащитных убийц? – Нора смотрела на меня настороженно, как будто думала, что я мог ей что-то делать. Похоже, она решила, что я пришел, чтобы осуждать ее.
– Хочу спросить, как Солнце поступил с твоим дедом.
– Он ничего не сделал. Ни ему, ни мне, – она продолжала разглядывать меня, словно ожидая чего-то. – Но не все оранжевые с ним согласны. Меня и так не любили после Бивня, теперь это… Меня теперь называют Черной Жрицей, ведь я несу смерть, – она вздохнула и болезненно скривилась. – Ты пришел сказать, что помолвке конец, да?
– Да, – ответил я, чувствуя себя протухшим моллюском.
Бросать ее одну сейчас – худшее, что можно было сделать на моем месте. Что бы там ни произошло, у Норы не было выбора: она защищала своего последнего оставшегося в живых родственника, а он в свое время защитил ее от толпы стражников. Никто не был виноват в том, что произошло.
– Я не собираюсь ни в чем тебя винить, ты поступала так, как я сам мог поступить на твоем месте, – сказал я. – Но вместе мы быть не сможем… мы разные.
Я говорил спокойно, но Нора вдруг вскинулась, как будто я ударил или оскорбил ее.
– Ах мы разные!? – прошипела она, сверкая зелеными глазами. – Разные! Зато вы с этим полосатым животным одинаковые!?
– Она не животное! – воскликнул я, пораженный такой злобой.
– Не делай такие глаза, Дельфин! Это из-за нее ты тут сидишь, ты всегда думаешь о ней, ты думал о ней даже после того, как она ушла к черным! Что я только не делала, чтобы ты обратил на меня внимание, но тебе было все равно! Ты и на тот пляж пошел из вежливости!… – распаляясь, Нора начинала кричать. Пламя под ее котлом разгорелось на весь шалаш, его жар стал обжигать мне кожу, но жрицу оно не трогало.
– Я пришел сюда не для этого! – я старался говорить спокойно и уверенно, хотя мне это давалось непросто. – Сейчас творится непонятно что, стражники следят за нами, стаи грызутся между собой, миналии с каждым днем становится все больше… Нам с тобой нет смысла враждовать! Мы все нужны друг другу.