Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она кричала, огонь вот-вот готов был перекинуться на мою одежду, но я заставил себя сидеть на месте.
– Я не виноват в том, что не смог полюбить тебя! – крикнул я, с трудом овладевая страхом перед стихией, которая бушевала прямо перед моим носом. Если я убегу сейчас, как трус, то всю оставшуюся жизнь буду бояться ее! – Я бы не сделал тебя счастливой, и Бивень бы не сделал! Немедленно успокой пламя и дай мне поговорить с тобой!
Ответом на мои слова был истошный птичий крик и сноп искр. Я закрыл лицо руками от устремившихся ко мне языков пламени, моля всех Богов, чтобы Норе хватило ума не сжигать меня заживо прямо посреди своей стаи!
Огонь вгрызся в мою кожу, в нос ударил запах паленых волос, я как будто нырнул в кипяток или, наоборот, в ледяную подземную воду! Острая жгущая боль разрядом расползлась по телу, парализуя… Это длилось всего пару секунд, а потом пламя отступило. Я понял это только потому, что вокруг стало ощутимо темнее: места, которых коснулся огонь, продолжало жечь.
Выждав еще секунду, я убрал руки от лица, чувствуя при этом, как натягивается опаленная кожа на локтях.
Костер под котлом был крошечный, напротив меня сидела Нора с залитым слезами лицом и ужасом в глазах. Она прижала руки ко рту, увидев меня.
– Ну… я это заслужил, – сказал я, осматривая себя.
Рубашке был конец, огонь прожег рукава и плечи, на коже пузырились свежие ожоги. Боль была сумасшедшая, но… на самом деле, бывало и хуже.
– Послушай меня, – я снова обратился к всхлипывающей Норе. – Ты одна из самых талантливых жриц, у тебя удивительный дар к врачеванию. Что бы о тебе ни говорили и ни думали, гораздо важнее то, что ты делаешь, а не то, что с тобой происходит! Сейчас все ужасно, вокруг творится непонятно что, но ты справишься, потому что справлялась с вещами и похуже. Ты можешь и дальше обвинять во всем этом меня или Яшму, но мы просто люди и меньше всего мы хотели тебе навредить. Мы, как и ты, не могли изменить обстоятельств. Иногда они просто выше нас.
– Уходи!… – прошептала Нора, заходясь рыданиями. Но на этот раз это были холодные, очищающие слезы, а не яростная истерика. – Просто уходи, дай мне побыть одной…
Я встал и, стараясь особенно не двигать руками, вышел.
Совершенно случайно, как это обычно бывает у оранжевых, возле шалаша по делам собралось полстаи. Когда я показался наружу, в меня впилось не меньше сотни любопытных глаз, кое-кто тут же в горло заржал.
Не обращая на них внимания, я поплелся к желтым, надеясь, что у них есть что-нибудь от ожогов.
– Ого!… Га-га-га-га!!!… Вы это видели!?
У костра, где разместилась троица, меня встретили неуемным гоготом.
Пока ржали, они освободили мне место, дали еды и налили в стакан настойки. Потом, продолжая ржать, выпили по стакану, и только после этого почувствовали, что на время их животам хватит.
– Ты можешь даже ничего не объяснять! – сказал Шляпа, обессилено валяясь на спине согнувшейся от хихиканья Орки.
Я вздохнул и провел рукой по голове. К счастью, волосы я закрыл кулаками, так что хотя бы лысины у меня не было. Зато скулы, уши, плечи и предплечья, – все, что я не мог закрыть, – были ярко-красными.
– Где Яшма? – спросил я, закончив с первой миской и наливая себе вторую. Настроение было паршивее некуда… что мне сейчас было по-настоящему нужно, так это отдых в тишине и покое. Но от этого отдыха меня отделял еще один разговор, возможно, не менее приятный, чем тот, что у меня уже был.
– Она с Барракудой куда-то пошла, – сказал Борода, довольно прихлебывая настойку. – Странная девочка сказала, что хочет побыть с нами. Сидела весь день немая, как рыба, но от настойки не отказывалась… Потом увела Яшму гулять. Их уже час нет.
– Барракуда пьет настойку?… – я хотел удивиться, но это оказалось очень больно. Чем больше проходило времени, тем сильнее начинали ощущаться ожоги на лице.
– Кто она такая, кстати? – спросил Шляпа. – Она ничего про себя не рассказала, а вела себя странно… казалось, иногда она была не с нами.
– Она и правда необычная. Для нее мариний что-то вроде живого человека и воображаемого друга-помощника одновременно, – охотно объяснил я. – Я работал с ней в шахтах, но всего один день. Еще она… ну… Погодник без памяти влюблен в нее уже четыре года.
– Погодник!?… – Шляпа с Оркой покатились в новом залпе смеха.
Видимо, грибную они тут уже попробовали.
– Бедная девочка!… – Борода чуть не подавился.
– Бедный Погодник! – усмехнулся я, стараясь не особенно напрягать щеки. – Он в море готов броситься от отчаяния: она его в упор не видит. Хотя, судя по тому, что она ходила навещать его в лазарете… я давно не говорил с ним, может, что-то изменилось.
Тут из темноты к костру подошла Яшма. Она выглядела сильно озадаченной и даже не заметила меня. За ней появилась криво усмехающаяся Барракуда.
– Увидимся, – ласково сказала она Яшме и снова скрылась в темноте, видимо, пошла к своим.
Шляпа и Орка, только угомонившиеся, снова заржали в унисон.
– Что это было!? – ухмыльнулся Борода.
– А-а… – Яшма открыла рот, но потом тут же его закрыла. – В пучину все, дайте мне настойки!
Только выпив, она заметила меня. На ее лице тут же расползлась ухмылка.
– Что с тобой стряслось? – спросила она. – Тебя как будто белой краской по морде полоснули!
– Потом расскажу, – вздохнул я, разглядывая содержимое своей миски. Есть расхотелось.
– Ты по дороге в костер упал, что ли? – она посмотрела на мои плечи и руки и перестала улыбаться.
– Потом, – повторил я.
К нам прибежала Лашуня. Сначала она пошла к хозяйке, но я счел своим долгом переманить ее, предложив то, что осталось в моей миске. В итоге крыса выбрала меня, разлеглась у моих ног и дала почесать пузо, так что я мог быть доволен: зверюга не забыла, кто возился с ней все это время!
Мы вшестером посидели еще немного у костра, потом Василий принес очередную бутыль грибной настойки,