от мужа, у которого коварно, предательски похитили жену, особенно если он сознает в этом и собственную вину? Однако Хлёдвир сейчас мало думал о том, как ему надлежит выглядеть, – не заботился о том, чтобы убедительно прикинуться разгневанным мужем. Все его знакомство со Снефрид сопровождали неудачи и позор. Он успешно разыграл мертвеца на Гусином острове, но окончание той ночи старался не вспоминать. О случае с «родами» он предпочитал думать как о шутке, хотя и понимал, что здесь кто-то другой подшутил над ним самим, и весьма жестоко. Мужчина, вообразивший себя роженицей, непременно станет посмешищем всех Северных Стран и Восточного Пути.

Выход оставался один – показать себя истинным храбрецом и спасителем той женщины, вокруг которой все вертелось. Тогда о позоре забудут или станут считать клеветой. Трусом Хлёдвир не был и потому не видел препятствий к тому, чтобы истинно мужской отвагой восстановить свою честь.

И даже сама Снефрид поймет, что напрасно пренебрегает им! В первые дни она показалась Хлёдвиру некрасивой, зловредной и слишком надменной, что не пристало бывшей наложнице «морского конунга». Но чем дольше он на нее смотрел, тем сильнее своеобразная прелесть ее лица и худощавого, немного угловатого стана овладевала его душой. Его уже не удивляло, что Эйрик взял ее в наложницы, – скорее удивляло, как Эйрик ее отпустил. Манящая улыбка ее ярких губ, немного снисходительный, но ласковый взгляд, величавый облик делали невозможным причисление ее к отряду «зловредных баб», знающихся с колдовством.

А что до того случая на Гусином острове, то, возможно, его поразил невидимым копьем тот мертвец, которым он прикинулся!

– Я – Хлёдвир сын Эгвальда, – заявил он, с вызовом глядя на Ормара. – Я – муж той женщины, которую твои люди украли! Где она? Я хочу ее увидеть и убедиться, что ей не причинили вреда!

– Ее здесь нет! – Ормар смерил его взглядом. – Ее не привозили в стан, а оставили на одном острове. Там ей ничего не сделается, вы заберете ее, когда вывезете нас.

– Я требую, чтобы ее выдали мне сейчас! Вам нужны были наши корабли – вот мы здесь. Но вы не могли добиться своего, как мужчины, и поступили, как подлые псы! Только трусы нападают на женщин!

– Я – трус? – Ормар шагнул к нему.

Усталое равнодушие в его лице живо сменилось свирепостью, но Хлёдвир не отступил: опасность бодрила его и придавала больше безрассудной отваги.

– Если твои люди трусы, то и ты недалеко от них ушел! Если ты мужчина, то докажи!

– Я – докажи? – После трех лет сарацинского похода Ормар не ждал, что когда-нибудь в жизни услышит такое.

– Вот здесь я – мужчина и муж Снефрид. Если тебе что-то от нас нужно – говори со мной! Я тебя вызываю! – Хлёдвир еще повысил голос, чтобы его услышали как можно больше викингов, которые сотенной толпой собрались вокруг них. – Будешь биться со мной! Если ты одолеешь, мы вас перевезем бесплатно, даже если вы возьмете с собой половину этой страны! А если я одолею, то вы немедленно возвращаете мне жену и прибавляете… половину вашей здешней добычи!

По толпе полетел изумленный рокот, кое-кто засмеялся, причем не без одобрения. Высокие притязания здесь уважали.

– Много ты хочешь! – Викинг в Ормаре не позволял так легко расстаться с половиной добычи. – Если выиграешь, довольно с тебя твоей жены!

– Нет! – Хлёдвир был непреклонен. – Она и так моя. Она – самое дорогое, что у меня есть. – Летя на волне героического пыла, он сейчас и сам в это верил. – Поставь против то, что всего дороже для тебя, тогда условия будут равны. И пусть Один нас рассудит!

Ормар на миг задумался, потом сунул руку за пазуху и вынул небольшой мешочек красного шелка. Развязал его и вытряхнул что-то длинное, вроде толстой цепи.

– Вот! – Он протянул это на ладони Хлёдвиру. – Это мой заклад. Пойдет?

Хлёдвир увидел ожерелье. Оно состояло из двенадцати золотых узорных бусин, каждая величиной с небольшой орех, и такого же количества чередующихся с ними светло-синих полупрозрачных гладких камней-самоцветов. В середине к ожерелью была подвешена крошечная, однако богато украшенная узорами золотой зерни золотая же коробочка с тремя самоцветными подвесками, по цвету и виду схожими с продолговатыми ягодами жимолости.

– Сарацинское? – деловито спросил Хлёдвир; по тонкой работе, золоту и самоцветам это сразу было видно.

– Во всех Северных Странах другого такого нет! – не без гордости подтвердил Ормар. – Любой королеве… Даже для самой Фрейи было бы хорошо!

– Что хорошо для Фрейи, подойдет и моей жене! – самодовольно ответил Хлёдвир. – Это послужит ей возмещением за то оскорбление, когда она отнеслась к вашим людям так приветливо и с доверием, а они повели себя… как подлые тролли!

– Хватит болтать! – оборвал его Ормар.

На его лице снова появилось недовольство: он усомнился, не зря ли согласился на этот поединок. Только время терять, а его и так нет! В своей способности одолеть какого-то торговца, ни разу в жизни не бывавшего в настоящем сражении, Ормар не сомневался.

– Какое оружие выбираешь?

– Топор и щит.

– Хорошо – на топорах. И знаешь что? – Ормар прищурил глаза. – Ставить так ставить. Ты выиграешь – ожерелье ваше. Я выиграю – жена будет моя насовсем.

Ормар не видел Снефрид и даже не спрашивал у Раудольва, как выглядит заложница; она могла оказаться располневшей матерью взрослых детей. Но пыл, с каким за нее выступил такой молодой, недурной собой, отважный и богатый муж, обещал, что она среди жен то же самое, как это ожерелье из Серкланда среди обычных бабьих побрякушек.

* * *

Близ островка рассекали спокойные волны два белых лебедя. Снефрид наблюдала за ними, сидя близ каменной чаши с водой, благо это было одно из самых высоких мест ее пристанища. Будь она мужчиной, возможно, это оказались бы валькирии, прилетевшие купаться; тогда можно было бы подстеречь, когда они примут человеческий облик, утащить их оперение и потребовать выкуп. Но для женщины валькирии не прилетят, наверное, это просто лебеди. Эти птицы бывают весьма задиристы и охотно вступают в драку с человеком, если обнаружат его близ гнезда. Снефрид надеялась, что даже если у них где-то тут гнездо, лебеди все же не полезут на берег, чтобы с нею подраться.

Она уже обошла весь островок и даже немного поспала, выбрав под соснами место, где погуще рос мох, и расстелив плащ. Но больше ей спать не хотелось, оставалось любоваться морем, высматривая, не плывет ли кто. В уступах скалы Снефрид отыскала ровную выемку, похожую на сидение со спинкой, серый камень был