свое общество за огромную семью, простирающуюся, как поется в песне, от моря до сияющего моря[682]. Некоторые охотники-собиратели, по-видимому, действительно использовали приблизительно такое представление об обществе как о родственниках. Для них фиктивное родство было создано, чтобы включать все общество. Каждый человек мог идентифицировать каждого члена общества с помощью термина родства[683]. Слабые отголоски подобного универсального родства сохраняются в таких словах, как «братство», – условном обозначении для привычки относиться ко всем, будто они одной крови[684]. Тем не менее, как мы видели, в локальных группах охотников-собирателей родство действительно было метафорическим и имело мало общего с кровным родством, а их общества – и того меньше.

Для нашего вида общества из людей, состоящих в дальнем родстве, – это норма. Ни одно общество, даже «страна матери» маленького племени, никогда не состояло из потомков одной матери подобно тому, что может представлять собой колония насекомых. Даже у общественных насекомых, чья успешность часто объясняется с точки зрения теории родственного отбора и тесного генетического родства царицы-основательницы с дочерьми-рабочими, царица спаривается с несколькими самцами, дав потомство, которое имеет разных отцов. Еще более впечатляющий факт: сообщество аргентинских муравьев, например, не является близкородственной семьей. В большой суперколонии существуют генетически разные царицы. Однако ни один муравей не отдает предпочтение близким родственникам и даже не распознает, какая царица произвела его на свет или какие особи являются его родственниками. Как и у любого другого вида муравьев, каждый муравей усердно трудится, потому что его внимание сосредоточено на принадлежности к колонии, а не на родстве[685].

Я считаю сомнительным, что человеческие общества представляют собой всего лишь расширенные варианты семейных взаимоотношений. Но это не исключает возможность того, что семейные связи играли роль в самых ранних обществах людей и сообществах других видов животных. Первые проблески, связанные с зарождающимся обществом, должно быть, появились у наших предков задолго до отделения шимпанзе, бонобо и предков человека от общей ветви, вероятно, когда предшественник человекообразных обезьян стал испытывать привязанность не только к своему детенышу, но и к другим особям[686]. Поскольку приматы не так плодовиты, как царицы муравьев, возможно, что без увеличения размера группы и выхода за рамки одной семьи нельзя было извлечь все выгоды от проживания в группе. Некоторые антропологи утверждают, что маркеры, идентифицирующие общества и этносы (одежда, стиль прически и т. д.), заменяют сходство между членами семьи[687]. Я считаю это неубедительным, принимая во внимание, что родственники редко бывают неизменно похожими. Тем не менее с точки зрения очень древней истории общество может представлять своего рода «страну матери».

Несмотря на все вышесказанное, нельзя отрицать того, что родство представляет собой мощную силу. Обязательства по отношению к ближайшим родственникам закреплены в физических процессах мозга так же, как обязательства по отношению к обществам, хотя с обществами и семьями, по сути, связаны различные аспекты жизни. Ученые могли бы извлечь пользу, скорректировав направление исследований и уделяя чуть меньше внимания родству и чуть больше – психологическим и биологическим основам обществ.

Как становится ясно, психология взаимоотношений человека с обществом очень сложна. В нескольких предыдущих главах мы выяснили, что членов определенного общества воспринимают так, будто они обладают некой сущностью, и представляют их как эквивалент биологического вида. Кроме того, мы разобрались, что такое восприятие составляет основу нашей безжалостной, невероятно быстрой и ограниченной оценки других людей. Наши предубеждения настолько масштабны, что касаются даже того, как мы воспринимаем способность представителей других обществ выражать эмоции (как свойственную человеку или больше напоминающую выражение эмоций у животных) и в целом теплоту и компетентность их «вида». Мы также видели, как подобные оценки проявляются на уровне популяций. Мы склонны не учитывать различия между людьми и воспринимать членов их обществ – и в меньшей степени членов нашего собственного общества – как похожих и формирующих единое целое. Наконец, мы рассмотрели, каким образом психология отношений в семье связана с восприятием нашего общества и обеспечивает влияние обоих элементов на человеческие дела. Мы пришли к заключению, что, хотя биологическое родство имеет серьезную основу в виде общих генов, доставшихся по наследству, тогда как общества – это сообщества, созданные воображением, общества играют фундаментальную роль и жизненно важны для человеческой психики и мышления.

Так происходит потому, что выбор, касающийся того, к кому следует относиться как к членам общества, может оказаться решающим для выживания, не важно, окажутся ли эти люди кровными родственниками или нет. Когда людей воспринимают в качестве чужаков, неизвестно, как будут разворачиваться события. Вероятность соперничества и сотрудничества между обществами – тема, которую мы рассмотрим далее.

Часть VI

Мир и конфликты

17

Необходимы ли конфликты?

Я впервые встретился с дикими шимпанзе во время путешествия вместе с командой исследователей во главе с приматологом Ричардом Рэнгемом по национальному парку Кибале в Уганде. У меня чуть сердце не выскочило из груди, когда я услышал уханье и вскрики десятка шимпанзе, проделывавших акробатические номера в поисках фруктов на фиговом дереве, которое, как смутный кулак, нависало над более низкими деревьями надо мной. Эти упитанные человекообразные обезьяны выглядели устрашающе, что превзошло мои ожидания, но они оказались очень милыми: держались за руки, играли в догонялки и обнимались. Это отчасти напоминало вечеринку братства, отчасти – собрание дзен-буддистов. К моему удивлению, я чувствовал себя очень мирно, как будто находился среди друзей.

Но по прочтении литературы, которую я взял с собой, в том числе книги «Демонические самцы: человекообразные обезьяны и истоки человеческого насилия» (Demonic Males: Apes and the Origins of Human Violence) Рэнгема и работ Джейн Гудолл, моя эйфория прошла. Я мог только представить себе, какое потрясение испытала Гудолл в 1974 г., когда после многих лет относительного спокойствия в национальном парке Гомбе в Танзании началась кровавая бойня. Одно сообщество постепенно уничтожало другое во время односторонней четырехлетней войны. Насилие среди шимпанзе вызвало воспоминания о самых худших сторонах человеческого поведения, когда члены общества, реагируя все вместе на других людей, которых во многих случаях они даже не знают, отбрасывают свои колебания, касающиеся применения насилия, чтобы напасть на чужаков.

Способность к такому насилию – это связующая нить между людьми и шимпанзе, а также другими видами животных. Вольтер писал: «Печально, что часто, чтобы быть хорошим патриотом, до́лжно быть врагом остального человечества»[688]. Шимпанзе, относящиеся в соответствии с классификацией к роду Pan, по-видимому, всегда готовы сражаться со всем остальным родом шимпанзе[689]. Тем не менее, хотя в резком замечании Вольтера немало истины, он