Он орал, а она уже улыбалась сквозь слезы, и он все ещепродолжал орать, когда она подбежала к нему, прыгнула и кинулась на шею.

Он поймал ее и прижал к себе.

— А как мы его назовем?

— Мы даже не знаем, девочка там или мальчик!

— Да какая разница.

— А и вправду никакой.

— Значит, девочка будет Катя, как ты.

— Ну что ты глупости говоришь! Зачем нам две Кати, у нас ужеесть одна!

— Ну ладно, хорошо, значит, девочка будет Маша. Или Катя.

— Макс, отстань от меня со своей Катей. И не надо так, мнещекотно!

— А мальчик будет.., мальчик.., если будет мальчик…

Она хохотала и отбивалась.

— Мальчик будет Фемистоклюс! Или Алкид! Макс, ты простоманьяк!

— Евгипий тоже хорошее имя.

— Кто?!

— Евгипий Максимович. Раз он мой сын, значит, будетМаксимович!

— Это точно. А откуда ты взял этого Евгипия?

— Был такой в пятом веке. Он тиснул мемуары про святогоСеверина. Собственно, про Северина известно как раз от Евгипия. На левом берегуСены есть собор святого Северина. Я тебя туда отведу.

— Па-адумаешь, какой умный, про собор знает! А вот я тебяукушу!

— Там колонны, как пальмы.

— Что значит «как пальмы»?

— Как будто каменные пальмы подпирают свод. Там витражи и посубботам играет орган.

— Ты бывал там именно по субботам?

— Ну да. Я же учился в Сорбонне, в юридическом колледже. И кСеверину всегда ходил пешком, по бульварам и вниз, к реке. Сначала поСен-Жермену, а потом по Бульмишу. Так студенты называют бульвар Сен-Мишель.

— Ты учился в Сорбонне?!

— Да. Давно.

— Боже мой, с кем я связалась?!

— Там кругом ресторанчики, которые держат греки, и можнобыло купить за десять франков все, что угодно: шляпу, сумку, шарф или трикартинки с видом Парижа. А за тридцать вполне приличные ботинки!.. А у грековвсегда людно, потому что дешево, чад, мясо жарится. Там нужно есть сыр, питькрасное вино или бельгийское пиво и заказывать жареную утку или свиную ногу. Ятебя там покормлю.

— Ты не волнуйся так. Что ты волнуешься?

— Я не волнуюсь. Я просто слишком тебя люблю.

— Не люби меня.., слишком, Максим. Люби меня просто так.

— Я люблю тебя просто так, но немножко слишком. А в Париж мыпоедем на следующей неделе, ладно? Мы поженимся и сразу поедем. Осень — моелюбимое время в Париже. Или ты не хочешь?..

— Я хочу! Я хочу все, что хочешь ты! Париж так Париж.Тамбов, значит, Тамбов.

— Ты выгодная жена. В Тамбове-то оно подешевле будет!

— Ты жадный?

— Я жадный, отвратительный тип. Я куплю тебе самый большойбриллиант, который ты только захочешь. Хочешь большой бриллиант?

— Кто же не хочет большой бриллиант, Максим Вавилов?

— А потом у тебя вырастет живот, и ты уже никуда не сможешьездить, и тебе придется сидеть дома, а я буду приезжать поздно, и ты будешьменя пилить и подозревать в том, что я был в бане с девочками!

— Я?! Тебя?! Подозревать?! Да у тебя на лбу все написано.Вот здесь. Как только ты приедешь из бани, все сразу станет понятно.

— Боже мой, с кем я связался?!

— А моя работа?! Я хочу работать!

— Ну работай. Только где-нибудь не слишком далеко от меня.

— Очень близко.

— Это самое главное. Ты будешь работать, я буду работать, мыбудем редко видеться и, таким образом, никогда не станем ссориться.

— Или будем каждый день.

— А у меня будут разъезды, командировки, отели, иностранцы,иностранки…

— Подожди, какие отели?! Ты что, уйдешь из своей дежурки?!

— Ну конечно. Мой отец ушел из науки, потому что у него былимама и я, маленький, и нас надо было кормить! У меня ты и Евгипий, вас тоженадо кормить!

— Макс, ты же так не хотел! Нет, подожди, это все нужнообсудить! Макс, не лезь ко мне!

— Ничего не нужно обсуждать. Все понятно. Мне просто большеникому ничего не надо доказывать, поняла, глупая?! Все-о-о! Все доказано! Я наэто угрохал много лет. Господи, ну неужели ты не понимаешь?! Я теперь такой же,как он! Я знаю, что такое деньги в кассе в день зарплаты. Я знаю, что скажусыну, чтобы он не был такой же придурок, как я, и не мотал мне нервы, как ямотал отцу! Сын получит от меня не просто королевство, он получит от меняимперию, и я его, поганца, заставлю учиться в Сорбонне!

— Максим…

— У меня теперь семья, и я должен ее кормить. Давайродителям позвоним.

— Максим, ты сошел с ума. Сейчас полшестого утра.

— Наплевать. Нам нужна какая-нибудь сложная подготовка? Ну,платье, смокинг, кольца, это все покупается в один день. Ресторан, стопятьдесят гостей, катание на пароходе, тройки, цыгане?

— Максим, ты что?!

— Значит, ресторан и билеты в Париж я закажу. Платья, кольцаи всякую ерунду купим. Цыгане и пароход отменяются. Самое главное, чтобы родителибыли в Москве. А у тебя? Бабушки нет, кого зовем?

— Надежду и ее американца.

— Отлично. Американец и Надежда. Ну, мы все решили. Значит,в пятницу, да? Что ты смеешься?

— В пятницу отлично! Пятница — хороший день.

* * *

В пятницу Максим Вавилов женился на Кате Самгиной.

Пока ехали из загса, где толпились брачующиеся в галстукахиз негнущегося атласа под цвет невестиного платья, мамаши в кружевных оборках иподружки невесты в разноцветных шелках, и где все их смешило, Максим все времясмотрел на свое кольцо. Просто глаз оторвать не мог.

— Послушай, — в конце концов удивленно сказал он своей женеЕкатерине. — Что такое?! Мне тридцать два года, а я радуюсь, как мальчишка!

— Это потому, что ты меня любишь, — сообщила ему женаЕкатерина, которая тоже глубокомысленно рассматривала свой палец. — И я тебялюблю! Это очень просто.

Почему-то в Москве не было пробок — такой особенный выпалдень, — и даже солнышко выглянуло, и они немного полюбовались на Кремль и храмХриста Спасителя, который сиял вечным куполом в просветах рваных осенних туч. Анебо, которое смотрело на них оттуда, было высоким и очень синим, холодным,осенним.