В ее власти оставалось только одно. Кади загрузила координаты второго места и переоделась как для пробежки.

На улице стало темнее. Солнце проиграло битву с облаками, и они, сгрудившись, задушили его свет. Кади застегнула куртку до самого горла и отправилась к Гарвард-сквер. Огибая неторопливых прохожих, перебежала Масс-авеню при первой же возможности, ощущая слишком большое нетерпение, чтобы осторожничать. Конечно, пробежка была больше предлогом, чтобы скрыть истинную причину от соседок по комнате, но физическое напряжение помогало справиться с растущим беспокойством. Кади бежала изо всех сил, а мысли бежали впереди нее.

История с рефератом и Робертом ее потрясла, заставила почувствовать, как она была наивна, впустив голоса в свою жизнь. Правильно ли она поступила? Приблизит ли это ее к пониманию состояния Эрика или унесет за грань? Но нет же, Роберт был мягким безобидным человеком, который всего лишь пытался помочь. Все призраки тем или иным образом помогли ей. И когда она помогала Билхе писать записку, то чувствовала себя более сосредоточенной и целеустремленной, чем когда-либо до смерти Эрика, а может, вообще никогда. Кади не понимала, как или почему призраки до нее добирались, но если она пересеклась с Билхой только затем, чтобы написать для нее ту записку – оно того стоило.

Но Кади все равно боялась.

Толпа редела по мере того, как она спускалась по Кеннеди-стрит и приближалась к реке, и Кади набрала скорость, сбивая дыхание. Страх был ее первой реакцией на голоса. Тогда она думала только о том, что они могли ей предложить. Но теперь стала глубоко заботиться о них как о людях. Что, по иронии судьбы, вернуло ее обратно к страху. Она боялась за Билху и Илая. Боялись, что их поймают. Билху могут пытать, казнить, и бог знает что случится с ее маленьким сынишкой. Кади надеялась, что записка вышла хорошо и план для Илая сработает. Но она понимала, что у Билхи нет реальной безопасности, пока она остается в рабстве. Может, Кади поможет ей во второй раз, подделать документы и стать свободной женщиной, чтобы она могла избежать и своих собственных страданий.

Кади боялась за Уита, столь преданного наследию своей семьи и своей стране. Он так отчаянно желал стать похожим на отца, которого никогда не знал, что был готов последовать за ним в могилу. Что с ним станет, если он поступит на службу в военно-морской флот на заре Второй мировой войны? Перед мысленным взором Кади проносились взрывы, тлеющие корабли в Перл-Харборе, залитые кровью пляжи Нормандии, брызги земли и тела людей, лежащие в снегу под Сталинградом. Она слышала разрывы снарядов, пулеметные очереди, крики агонии.

Кади вспомнила грохот града по крыше машины прошлой зимой, когда они с отцом ехали за каретой «Скорой помощи», где бился привязанный к носилкам Эрик. Именно преданность Эрика привела его туда в первую очередь, его желание, каким бы извращенным оно ни было, защитить Кади от ужасов, которые казались ему реальными. Он впервые пытался ей рассказать о своих кошмарах, но она не слушала. Она была холодной и твердой, как утрамбованный снег. Но разум не мог вернуть ее целиком в тот день, это было все еще слишком болезненно. Кади принялась усерднее работать ногами, втаптывая в землю боль.

Светофор на оживленной Мемориал-драйв уже мигал, приказывая остановиться, но она все равно перебежала дорогу, не обращая внимания на гудящий внедорожник, фары которого были всего в нескольких метрах, когда она пронеслась мимо. Может, призраки нашли ее, чтобы научить верности, самопожертвованию. Может, они были проверкой ее готовности поставить кого-то другого выше себя. Шанс искупить вину после последней неудачи и того, что кто-то, кого она любила, за это поплатился. Она шумно топала по бетону вдоль реки, наполняя легкие горячими выхлопами автомобилей и холодным воздухом. Каждый предательский вдох жалил сильнее, чем предыдущий, как она и заслуживала.

Неспокойные бутылочно-зеленые воды реки Чарльз сердито ворчали, шлепая по берегам, выдавливая пену на высокую траву, выплевывая красные одноразовые стаканчики и прочий мусор. Черная кряква с трудом махала крыльями, пытаясь сесть на гребень. Без солнечного света вода не мерцала, только колыхалась в волнообразных тенях. У самых берегов она становилась буро-ржавой от примеси почвы.

Вдали послышался раскат грома, и Кади поняла, что должна будет скорее вернуться. Но не прямо сейчас. Нужно еще немного времени, чтобы избавиться от беспокойства, выплюнуть, как река мусор, страх, вину и опасения. Кади приветствовала сочувствие природы. Над головой пролетела стая гусей: их скорбные голоса призывали к бегству, а клин звал с собой.

Кади повернула направо, шагая через ступень по пешеходному мосту Уикса, едва ощущая жжение в бедрах. Распахнув куртку до самой груди, поднялась по склону и перешла реку. Холодный ветер душил. Кади снова побежала вдоль берега, по грязной тропинке ближе к воде, где камни и корни грозились подвернутой лодыжкой, но даже не замедлилась. Ей хотелось устать до такой степени, чтобы не хватало сил думать, а мозги вскипели. Снова грянул гром, на этот раз громче, раскалывая жадные облака и выворачивая их карманы. Дождь брызгал на гладкую поверхность реки Чарльз, капли падали Кади на волосы, лоб и щеки. Но она упрямо бежала мимо Мемориального моста Андерсона – куда ни плюнь, попадешь в какой-нибудь чертов мемориал.

Дождь должен был принести облегчение.

Так и случилось. Потоки хлынули в бурлящие недра реки, захлестали Кади косыми струями, а ревнивый ветер бросил к ногам речную воду. Кади снова проверила телефон, наблюдая, как голубая точка приближается к месту назначения примерно в ста ярдах вперед по берегу реки – лодочному сараю.

Кади обнаружила, что сарай из красного кирпича пуст, и забилась под узкое укрытие крыши, отжимая промокший хвост. Леггинсы спереди тоже промокли насквозь, да и куртка оказалась не такой непромокаемой, как Кади думала. Вытащив телефон, она вытерла влажный экран майкой, прежде чем открыть приложение. Она знала, что в целом на месте, но конкретная точка координат была за углом со стороны, обращенной к реке. На карте было похоже, что буквально в реке.

В другую погоду исследования местности прошли бы на ура, но в такой ливень Кади видела едва на пять ярдов вперед. Разумнее всего – дождаться, пока гроза прекратится.

Ливень, судя по всему, об этом и не думал. Стук капель по крыше превратился из топота в сплошной рев. Кади сдвинулась к стене, распласталась, как кошка на карнизе. И, прижавшись ухом к стене, вдруг услышала среди шума дождя что-то еще. Музыку. И не просто какую-то там – джаз! Кади легонько постучала в дверь и шепотом позвала:

– Уит?

– Кади! – Музыка внезапно зазвучала громче, словно дверь распахнулась, хотя оставалась закрытой. – Входи быстрее, ты промокла до нитки.

От звука его голоса стало тепло даже телу в промокшей одежде. Дверная ручка легко повернулась. Кади оказалась в темной прохладной передней комнате, походившей на нечто среднее между кабинетом и прихожей. Может, все дело в старой музыке, но внимание привлекли необычные элегантные предметы интерьера, сейчас прикрытые повседневными атрибутами современной студенческой жизни.