Но Кади чувствовала, ему непривычно то, что она ведет. Пока Кади осматривала комнату, о существовании которой она и подумать не могла, ею владело необъяснимое ощущение чего-то знакомого. Она чувствовала, что Уит здесь все знает.

– Да брось, кому нужно смотреть на старые каракули и точки, когда у нас есть возможность увидеть оригинал! – Никос взмахом руки сбросил со счетов целое столетие научных исследований. – Пойдем в главную обсерваторию. Хочу показать тебе телескоп.

Никос повел Кади по коридору к главному зданию и лифтовой шахте. Звук подъезжающей лифтовой кабины громко отдавался от стен пустого помещения, заставляя Кади нервничать, что их застукают. Никос, казалось, ничуть не смутился и отступил, пропуская ее в лифт. Войдя внутрь, он нажал последнюю кнопку.

– Это тринадцатый этаж, – сказала Кади.

– Да, последний этаж, разумеется.

– Нет, я к тому, что разве в зданиях обычно не пропускают тринадцатые этажи? Из-за суеверия.

Никос улыбнулся, глядя на меняющиеся цифры на табло.

– Мы находимся в научном здании Гарвардского университета. Здесь все суеверия перестают существовать.

Двери открылись, и они оказались в окружении стандартных классных комнат и кабинетов.

Никос повернулся и протянул Кади ее пальто:

– Миледи.

– Нужно надеть?

– На крыше будет холодно.

Кади так глубоко ушла в мысли, что даже не задумалась, где должна быть расположена обсерватория – буквально вне здания, на крыше. Она пошла вслед за Никосом по последнему лестничному пролету, освещенному только цепочкой красных огней вдоль пола. Никос объяснил, что красный цвет – единственный, который не мешает ночному видению. Внутрь ворвался холодный воздух, стоило Никосу толкнуть дверь на крышу. На такой высоте гулял очень сильный ветер, но открывался прекрасный вид. Стоял ясный вечер, Кади видела общежития соседнего Ярда, как шахматную доску светящихся желтых окон, а за ними мерцали огни Гарвард-сквер. Они с Никосом спустились по узкому металлическому трапу в обсерваторию, чей серебристый куполообразный корпус сидел на бетонной крыше, как инопланетный космический корабль.

Потребовалось еще раз приложить карточку Джима. Никос ввел пароль, записанный на клочке бумажки, и они наконец оказались внутри. Обсерватория представляла собой огромный купол с кобальтово-голубыми стенами, оклеенными астрономическими изображениями, и белой крышей, испещренной линиями широты и долготы. Огромный телескоп, спускающийся из самого центра крыши, господствовал над всем пространством. Его огромный диаметр на самом верху так резко сужался к нижнему окуляру, что вся машина производила впечатление бурового сверла, направленного скорее вниз, чем вверх. Кади не хотелось под ним находиться.

Вернув себе командирский настрой после архивов, Никос бодро шагнул к телескопу, уселся в кресло, которое двигалось по круговому рельсу.

– Великий рефрактор, – вернулся голос Уита. Кади порадовалась, что они не оставили его в пристройке. – Пятнадцатидюймовый объектив – это самый мощный телескоп в Соединенных Штатах, его единственный близнец находится в Пулковской обсерватории в России. Двадцать футов резного красного дерева. Можешь ли себе представить себе более славную судьбу для дерева?

Но телескоп, на который Кади смотрела, не соответствовал описанию Уита. Машина перед ней была сделана из сверкающего белого металла, современного и холодного.

– Когда поставили этот телескоп?

– Кажется, в конце восемьсот сороковых. Настоящий шедевр.

– Я не уверен. Вряд ли он старый. Здесь все по последнему слову техники, – ответил Никос.

Кади и Уит были в одном и том же месте, но видели разные предметы, словно время свернулось кольцами. Она предполагала, что Уит не видел ни Никоса, ни что-то еще в комнате, только ее. Он был эхом, проецируемым в ее мир, а она – в его.

– Я однажды пользовался им на семинаре для первокурсников. Посмотрим, что помню. – Никос осмотрел выключатели на панели управления телескопом.

– Для начала надо открыть створки, чтоб в принципе увидеть небо. Вот тут, на стене. Теперь понимаешь, почему мне здесь нравится? Деревянный дощатый пол, штурвал – ощущение, будто находишься на борту корабля.

Пол больше не был деревянным, но взгляд Кади оказался прикован к рычагу на стене.

– Никос, а тут надо что-то открывать? Дверь или окно, чтобы смотреть наружу?

– Конечно. Ну я и дурень. Да, думаю, вот эта ручка. – Никос отпустил какую-то деталь и нажал на клавиатуру под ней.

– Предупреждаю, будет холодно. Вот, возьми мою куртку.

– Я в порядке.

– Что ты сказала? – переспросил Никос.

К счастью, за нее ответил громкий скрежет, и потолок раскололся. Некогда скрытая створка отодвинулась, открывая расширяющийся кусок плотного темного неба. Даже невооруженным глазом звезды казались яркими и четкими. Но телескоп не совпадал с отверстием в потолке.

– Моя любимая часть. – Никос пересек помещение, чтобы нажать еще одну кнопку, после чего пол под Кади зарычал и начал вращаться. Ей пришлось взмахнуть руками, чтобы не потерять равновесие.

– Мог бы и предупредить!

– А как же веселье? – Никос показал Кади, как работает телескоп, сначала настроив его самостоятельно. – Вот так. Видишь что-нибудь?

Кади села на двигающееся по рельсу кресло, покачалась туда-сюда, пока не остановила себя, опершись на корпус огромного телескопа. Зажмурив один глаз, приникла к окуляру. Она еще никогда не видела так много звезд и таких ярких. Одни казались бриллиантами, яркими и прозрачными, другие – мутными глазами красного или синего цвета.

– Говорят, судьба записана в звездах, но ирония в том, что звезды не проецируют будущее, они отражают прошлое. Если подумать, каждый раз, когда ты смотришь на звезду, ты оглядываешься назад во времени. Полярная звезда находится на расстоянии четырехсот сорока семи световых лет, поэтому, когда ты видишь ее сияние, свету, бьющему в глаза, уже почти четыреста сорок лет.

«Значит, это иллюзия, – подумала Кади. – Настоящая звезда может уже исчезнуть к моменту, как ты ее увидишь».

– Нет, все это реально: форма звезды, ее яркость, ее изменения, все стадии ее жизни. В этом нет ничего ложного, просто оно перенесено во времени.

– Ты видишь Млечный Путь? – заговорил Никос у плеча Кади. – Давай-ка я отрегулирую.

Кади подвинулась, пока он возился с телескопом.

– Мы с тобой оба кого-то потеряли. Мне нравится думать, что они как звезды. Их свет еще не погас. Гаснет свеча. А то, что намного ярче – свет души или звезды, он переходит дальше.

– Вот, – произнес Никос. – Теперь не двигай его.

На этот раз Кади увидела галактику в дымных завихрениях аметиста и ржавчины, и все это на фоне самого черного неба.