него, да они в нем больше и не нуждались. Подобрались к опушке, прячась за деревьями.

«Вот оно», – произнес по мыслесвязи Горвен.

На открытом пространстве ни единого живого существа, и никаких иных сущностей тоже не наблюдается. В траве могло бы что-нибудь притаиться, но как будто все вымерло. В дюжине шагов от опушки – Врата Хиалы, только это не арка, подернутая мутной переливчатой зыбью, а скорее, разверстый провал в никуда. Прореха в реальности.

Хенга оцепенела: это… это… Жарища, шелковая туника под безрукавкой липнет к телу, все вокруг нежится и киснет в субэкваториальном солнечном бульоне, а она буквально замерзла – окоченевший истукан, нет сил даже на то, чтоб отступить назад, в растительную гущу, подальше от этого…

Правурт вцепился в ближайшее дерево – мертвой хваткой, словно его сносит бешеным потоком, и вопрос жизни и смерти удержаться за подвернувшуюся опору.

Робровен обмяк, мешковато опустился на корточки, его стошнило.

– Мы там не выживем, – тихо и безнадежно произнес застывший на месте Горвен.

Так и есть, подумала Хенга.

Надо уходить, но ни у кого из четверки не было на это сил. Проводник тоже далеко не уполз – барахтался на земле и скулил, как подбитое животное, порой срываясь на визг.

Неизвестно, сколько прошло времени, а потом трава на поляне зашуршала, заструилась: с востока налетел ветер. С той стороны приближалась туча – стремительно, как будто гналась за большой птицей с сияющим светлым оперением. Или не гналась, а сопровождала?..

Сложив крылья, птица камнем ринулась вниз и поднялась на ноги уже девушкой: не старше Хенги, лицо скуластое, льняные волосы заплетены в две косы, перемотанные шнурками – с концов свисают птичьи перья и кисти мелких засохших ягод. Ее куртка и штаны подошли бы скорее для путешествия по лесу в средней полосе, чем для Черугды. На ногах поношенные мокасины.

А туча закрутилась нисходящим вихрем и обернулась крупным серым псом, остромордым и остроухим, с умными внимательными глазами.

Это же… Раз они здесь, все будет в порядке!

Девушка встала напротив Врат – теперь амулетчики видели ее со спины – и ужасающий провал начал закрываться, через несколько мгновений исчез.

– Летим домой, хозяйка? – хрипло пролаял Пёс Восточного Ветра.

– Летим, – согласилась девушка. – Жарко здесь.

И снова взмыла птицей, жемчужно-серой с темными пестринками. Харнанва последовал за ней.

Отпустило, но амулетчики еще долго смотрели им вслед. Увидеть воочию одного из Великих Псов – редкое везение, а увидеть своими глазами Стража Мира – и вовсе неслыханное событие.

– Получилось, – произнес Монфу с таким несчастным видом, словно речь шла о провале их плана.

– Если это не очередная издевка и не случайный промах Безглазого Вышивальщика, – отозвался Куду.

Они сидели в своей комнате на втором этаже ветхой гостиницы, которую держал местный житель, перебравшийся в Лярану из захиревшей столицы присвоенного Тейзургом княжества. Поначалу надеялись, что хозяин из недовольных и годится в сообщники, но тот оказался ярым сторонником новой власти: мол, раньше худо жилось, теперь живется лучше. И даже если эту развалюху, которая досталась ему почти даром, захотят снести, он получит взамен новый дом, на то есть княжеский указ, да благословят боги нашего князя и Городской совет.

Куду и Монфу усомнились в том, что боги благословят бывшего демона, но делиться своими соображениями не стали.

Вечерело, небо за окошком стало розовым. Верблюд, которого провели мимо, навалил кучу посреди улицы, и хозяин ругался внизу с соседом – кому достается ценное удобрение. Сосед твердил, что нынче его очередь забрать дар богов, а ушлый хозяин возражал, что лепешка-то лежит возле его заведения, стало быть, это его боги-милостивцы одарили.

– Я до Городского совета дойду! – пригрозил сосед. – До самого князя!

– Безглазый Вышивальщик Судеб давно исчез, – заметил Монфу. – Нынешние о нем забыли. Сейчас судьбы людей в Сонхи плетутся сами собой.

– Есть еще та, для которой наш гонитель построил в этом городе три храма.

Несмотря на гвалт внизу и на то, что никому не было до них дела, они соблюдали осторожность: разговаривали чуть слышно, на забытом древнем языке – кроме них двоих, этот язык помнят только Тейзург и Лорма.

Фламодию взяли на службу в ляранский дворец. Теперь дело за тем, чтобы с ее помощью заманить врага в ловушку и отдать вурване. Куду и Монфу не рискнули бы морочить голову этому безжалостному интригану без чести и совести – страшно подумать, что их ждет, если он раскусит обман, а ведь он раскусит… Зато они заморочили голову наивной влюбленной девушке, которая вовсе не собирается его обманывать, вся как на ладони, хоть и ведьма. Он не заподозрит неладного, спишет все странности на ее глупые фантазии. Хочется надеяться, что не заподозрит. Больше им надеяться не на что.

– Если мы выполним задуманное, и этот кошмар закончится, я спляшу на столе, – прошептал Куду.

Эту присказку он несколько раз слышал от Глодии – в ту пору  королевы Глодии.

– Шутишь, – качнул головой Монфу, глянув на столик в углу: четыре хлипких ножки и неровная столешница из задубевшей шкуры какого-то пустынного зверя.

Его в нынешнем теле такой стол вряд ли выдержит.

– Не на этом, но спляшу, – уперся на своем Куду. – Если нашего гонителя больше не будет ни среди живых, ни среди мертвых.

Каждый из четверых во всех подробностях доложил абенгартскому руководству об инциденте с Вратами Хиалы, о своих ощущениях во время инцидента, о том, как выглядели Страж Мира и Великий Пёс Харнанва. Кураторы скрупулезно выспрашивали подробности, сидя в своих кабинетах в Министерстве благоденствия, а амулетчики в это время шагали гуськом по тропинке в джунглях – им бы засветло добраться до Руквы, но разве это препятствие для обмена мыслевестями? Вышколенные функционеры припоминали, какого оттенка было Ничто за Вратами, и какой орнамент на куртке у Стража, и с опушкой ли у нее мокасины, и на каком расстоянии от Врат, если мерить в шагах, было замечено отсутствие зверей, птиц и насекомых… Дисциплина прежде всего, никто не позволял себе проявить недовольство. Хотя измотались по самое не могу, а Правурт снова нес на спине пассажира. Точнее, пассажирку – девчонку-бродяжку, которую Хенга спасла от увхо.

Когда вернулись в деревню, та лежала на прежнем месте, без сознания, но еще живая. Никто из деревенских к ней не подошел – опасались переходящей порчи. Сказали, она пришлая, не из местных, и