– Я люблю тебя. Приди ко мне. Позволь мне прикоснуться к тебе…

Холодные когти сжали плечо Билли.

– Нет!

– Успокойтесь, – сказал техник. Он стоял рядом с ней, положив руку на плечо. – Все в порядке. Это только сон.

Билли зажмурилась, пытаясь вернуться из сна в реальность.

– Мне это знакомо, – сказал техник. – Мне она тоже снится.

Билли смотрела, не в силах подобрать слова.

– Скажи медикам. У них есть кое-что, что должно помочь.

– Ничего не помогает, – сказала Билли. – Я вижу эти сны с десяти лет. Когда они станут явью – лишь вопрос времени.

За стеной вдруг раздался такой звук, словно кто-то стучал по полу металлическими сапогами. Билли точно знала, кто это был.

Ах, черт! Что она будет делать с Митчем? Даже в том состоянии, в котором была Билли, когда они разругались, девушка чувствовала к нему некую странную привязанность… Черт, надо называть вещи своими именами. Это любовь.

Черт!

Покинув комплекс, Спирс сделал небольшой крюк, дойдя до одного из новых отсеков для яиц. Больше дюжины их покоилось на полу, выстланном самими чужими, – свежайших, отложенных всего лишь пару дней назад. Наблюдательные устройства были повсюду, генерал знал, что в ближайшее время никто не вылупится. Кроме того, двери были оставлены приоткрытыми, чтобы трутни, передвигавшие яйца, могли спокойно работать. У генерала был ключ-отмычка, с помощью которого он мог попадать в помещения, не беспокоя нервных трутней, охранявших потомство.

Спирсу нравилось посещать отсеки для яиц. Гибкая кожистая оболочка, напоминающая бутон с пока еще туго сомкнутыми над своим драгоценным грузом лепестками, затрагивала в генерале некие тонкие струны. Он не был человеком, способным к глубокому самоанализу, и никогда не беспокоился ни о прошлом, которого уже не изменишь, ни о будущем, которого еще не существует; он был не мыслителем, а деятелем; однако в этих яйцах он видел холодную и безжалостную красоту. И, кроме того, это были пока еще не рожденные величайшие воины, которых когда-либо видело человечество. А Спирс был военным до мозга костей.

Охраняемый двумя морпехами, нервно переминающимися с ноги на ногу чуть поодаль, Спирс приблизился к одному из яиц, присел перед ним на корточки и протянул руку, чтобы почувствовать шероховатость живого контейнера.

Вы можете сбросить эту закупоренную капсулу с небоскреба, и она отскочит, как резиновый шарик, не причинив своему маленькому пассажиру никакого вреда. Спирс знал, потому что сам проделывал такой опыт. В созданной учеными камере с изменяющейся гравитацией проводились и не такие эксперименты. Яйца были очень прочными. Даже под весом, равным весу трех небоскребов, они сохраняли свою целостность. Скорлупу можно было прорезать достаточно острым ножом, но тот, кто попытался бы это сделать, должен был быть очень ловким: при проколе внешней стенки яйца в лицо ударила бы режущая струя кислоты, еще более концентрированной, чем в крови взрослых тварей. Природа не поскупилась на защиту младенцев-чужих. А ведь даже на раннем этапе жизни эти «дети» были настоящими дьяволами.

Спирс усмехнулся, погладил яйцо, как будто это была голова верного пса. Королева чужих могла размножаться посредством модифицированного партеногенеза, а трутни в основном были бесполыми. Существовали и мужские особи – лаборантам удалось найти нескольких и даже пронаблюдать за больше похожим на сражение спариванием. Имеющиеся в наличии самцы, достигая некоторого критического количества, воевали до тех пор, пока в живых не оставался один, становясь таким образом претендентом на спаривание с королевой. Она гоняла его, нанося удары по всему телу, и если он выживал после этого избиения, еще более страшного, чем драка с другими самцами, королева принимала его ухаживания.

Торжество самца было недолгим. Через несколько секунд после трудного совокупления, королева убивала беспомощного партнера. Ученые поговаривали о генетическом разнообразии, но это не имело никакого значения: если вокруг не было самцов, королева могла оплодотворить сама себя. А если не оставалось королев, с одним из трутней происходило то, что ученые называют гормональным взрывом, и он становился новой королевой.

Спирс покачал головой. Чертовски приспособленные сволочи – как раз то, что нужно командующему на поле боя. Вы за несколько месяцев можете «высидеть» собственную армию, и до тех пор, пока хоть один из них жив, можно все повторить с самого начала.

Солдаты беспокойно зашевелились, и Спирс почувствовал их ужас.

Он еще раз усмехнулся, отчасти потому, что знал – они напуганы, а он нет, отчасти потому, что его форменные брюки вдруг оттопырила мощная эрекция. Она случилась, едва он начал поглаживать яйцо. Генерал рассмеялся от своего собственного всплеска гормонов. Такого с ним обычно не происходило в обыденной жизни, ибо генерал старался сублимировать свои сексуальные порывы в более важные вещи, но его маленький дружок бунтовал снова и снова. Не то чтобы он считал секс неприятным – вовсе нет; проблема была не в этом, а в том, что этот процесс забирает слишком много времени и энергии, чтобы баловать себя в такое время. Конечно, когда он был моложе, он думал, что будет жить вечно и трахаться со всем, что имеет отверстие и пульс, причем последнее даже не было таким уж обязательным условием. И он кое-чему научился в первый раз, когда занимался этим, чему-то очень важному.

Генерал рассмеялся своим воспоминаниям. «Ах, капрал артиллерии Брендивайн! Что там с ней случилось?»

Кадету Колониальной морской пехоты Спирсу в его пятнадцать лет оставалось еще два года до первых офицерских погон, несмотря на наличие уже трех военных татуировок. Ганни Брендивайн, его инструктор по стрельбе, была примерно вдвое старше, упругая, как каучуковая подошва, и способная почти не глядя проделать дыру в корабельной крысе, выстрелив из карабина или пистолета с двадцати шагов. Она носила коротко остриженные волосы на пробор, обладала стройной подтянутой фигурой, широкой грудной клеткой при почти полном отсутствии бюста и таким задом, за наличие которого сам Спирс готов был тогда умереть. Ганни была сильной и смертельно опасной женщиной, которая иногда больше напоминала настоящую боевую машину. Он пару раз наблюдал за ней в душе, повернувшись к ней спиной, чтоб она не заметила, какую реакцию она вызывает. Господи, его напряженный член иногда стоял почти вертикально.

Кадет думал, что женщина ничего не замечает, но однажды днем после занятий с автобоксером в тренажерном зале он оказался с ней в душе один на один. Как обычно его член пытался бунтовать, а он – сдерживать его, контролируя температуру воды и стараясь скрывать эрекцию.

Она выключила душ и собралась уходить. Слава богу.

Но ее шаги по мокрой пластиковой плитке направились не в сторону выхода. Он понял это только тогда, когда она протянула руку и хлопнула его по плечу:

– Смелее, кадет. Вам бы следовало узнать, как пользоваться этим.

Спирс считал себя жестким, невозмутимым и хладнокровным морпехом, но вдруг почувствовал, что краснеет.