Впереди беглецов ждала свобода…

— Че творится-то, — бормотал Мякишев себе под нос. — Че творится… Там уж светло, а тут еще глаз коли… Чудеса…

Ему никто не откликался — берегли дыхание.

Они успели отойти на изрядное расстояние, как в спину выстрелом ударил крик:

— Сто-о-ой!

— Пропали! Как есть пропали, — запричитал Зельдович, прижимая ладонь к расходившемуся сердцу. — Бежим! Еще успеем за деревьями скрыться…

— Никуда не успеем — посекут из пулемета на раз, — Зуев схватил за руку Мякишева, собирающегося снять с плеча винтовку. — Стой, чудило! Если бы раскусили нас — кричать бы не стали…

— Чего-о?! — крикнул он, приложив руки рупором ко рту.

— Не туда-а! — ответили из темноты. — Правее забирайте, где сосна горелая на берегу. Там бро-о-од!

— Спасибо-о-о!

Беглецы повернули вправо и действительно, миновав полосу сосен, вышли к обгоревшему, видимо, когда-то пораженному молнией одинокому дереву, росшему на самом берегу болота.

— Быстро выламывайте слеги, — последовал приказ. — Время дорого.

— Так брод же.

— Брод бродом, а лезть в болото наобум — дурость. Шевелитесь — в любой момент могут шум поднять!..

* * *

Полдень застал вымотанных трудным переходом беглецов посреди болота. Оно сильно обмелело за последний год, но все равно большую часть пути пришлось брести по колено, а то и по пояс в ледяной жиже, и каждый шаг давался с трудом.

— А вы не думали, Валерий Степанович, — вдруг окликнул шедшего впереди начальника спектрометрист, — что там, за горой, мы еще недавно только карабкались на кручу.

— С чего вы это взяли?

— По высоте солнца определил. Выходит, мы одновременно находились и тут и там?

— Не забивайте себе голову парадоксами, Лев Дмитриевич — поберегите дыхание…

Мякишев плелся позади всех, и мотало его из стороны в сторону, будто пьяного. Казалось, что вместо тощего «сидора» у него за плечами многопудовый груз.

«Кто бы мог подумать, что здоровенного мужика так укатает переход по болоту? — обернулся к нему Зубов. — В прошлый раз он впечатления хлюпика не производил. И тащил тогда, не в пример сегодняшнему, гораздо большую поклажу — шанцевый инструмент, приборы…»

— Давайте помогу, Мякишев, — подождал он, пока мужик поравняется с ним. — Снимайте мешок.

— Вот еще! — шарахнулся тот, едва не упав в грязь. — Сам понесу!

«С чего я взял, что он хлюпик, — подумал Валерий Степанович с невольным уважением. — Мужественный человек — сам несет свою ношу, не хочет других нагружать…»

— Дайте хоть винтовку.

— Донесу… — пыхтел тот, едва переступая трясущимися ногами. — Сам донесу…

— Ну, как знаете.

Первым финиш увидел Зельдович, идущий впереди.

— Там, — задыхаясь, махнул он Зубову рукой и сел прямо в грязь. — Дома…

— Откуда здесь могут быть дома?.. — Валерий Степанович и сам бы с удовольствием рухнул сейчас наземь, без разницы — на сушу ли, в болото ли. — Посреди трясины…

Подслеповатые глаза не подвели Льва Дмитриевича — за стеной камыша начальник экспедиции тоже разглядел какие-то строения, на поверку оказавшиеся деревенскими избами.

— Не стоит, наверное, в деревню-то лезть, — пробормотал спектрометрист. — Прямо напротив брода живут — не могут не знать про Запределье… Выдадут нас.

— В любом случае нужно идти. Обходить придется слишком долго. Вы едва дышите, Мякишев вообще на ногах не стоит. Я пойду первым. Если что — уходите болотом…

Страхи оказались напрасными. Избы, густо облепившие оконечность узкого и длинного мыса, поросшего редким сосняком, угрюмо смотрели на пришельцев пустыми провалами окон, а улиц не было видно из-за густой и высокой болотной травы, заполонившей все вокруг. Только узкая тропка вилась от брода мимо домов и терялась в соснах. Видимо, ей пользовались посланцы Новой России, старающиеся не оставлять лишних следов.

Беглецы выбрали для отдыха один из более-менее сохранившихся домов поблизости от леса, чтобы, если из болота кто-нибудь появится, без промедления скрыться. Снаружи избы выглядели еще более-менее и казались покинутыми не так давно. Но стоило открыть разбухшую дверь и шагнуть за порог, стало ясно, что люди здесь не живут как минимум лет десять, если не больше. Доски пола, покрытые плесенью, даже не скрипели, а опасно хрустели под ногами, по углам фестонами росли древесные грибы, а замшелый потолок провисал, грозя рухнуть в любой момент. Зато русская печь, казалось, только и ждала, когда в ее топку подбросят дров.

— Не разгорается совсем, — посетовал Зубов, пытаясь запалить сырые дрова: во дворе обнаружилась изрядная поленница, перевитая вьюном и поверху уже поросшая травой — наверное, единственное из имущества, которое хозяева не забрали с собой. — А спичек мало.

Он пробовал подсовывать под поленья листы, вырванные из тетрадей, захваченных с собой, но те, отсыревшие во время болотного перехода, тоже лишь шипели и тут же гасли, стоило убрать спичку.

— Лучины нащепите, — подал дельный совет Лев Дмитриевич, блаженно растянувшийся на полу. — Вон, от косяка дверного. В доме-то древесина посуше.

Легко сказать «нащепи». Валерий Степанович с досадой порылся по карманам и понял, что в суматохе забыл в недосягаемом уже «запредельном» жилище свой перочинный нож — преполезнейшую в походном быту вещицу с двумя десятками различных лезвий. А иного оружия почетным пленникам не полагалось, даже столовые ножи были короткими и тупыми.

— У вас есть нож?

— Откуда? — спектрометрист умудрился выразительно пожать плечами в лежачем положении. — Может, у вас есть? — тронул он за колено скорчившегося рядом в обнимку с неразлучной винтовкой Мякишева: заплечный мешок тот так и не снял, опершись им о стену. — Э-э! Проснитесь!

Николай вздрогнул, как от удара током, разлепил лихорадочно блестевшие глаза и долго не мог понять, что от него хотят. Отчаявшись добиться от него чего-нибудь путного, Зельдович сам дотянулся до ножен у него на поясе и не без труда вытащил нож. Тот попытался перехватить его, но с занятыми винтовкой руками это было проблематично.

— Экий тесак! — не то похвалил, не то осудил Лев Дмитриевич, перебрасывая нож Зубову. — Только овец таким резать. Вот, помню, был я на Кавказе…

А начальник, поймав на лету клинок, никак не мог оторваться от него. Чересчур уж странной была покрывающая полированный металл темнокрасная пленка, легко шелушащаяся под ногтем. Чересчур уж она напоминала…

«Овец резать…»

— А почему у вас, Мякишев, весь нож в крови, — поднял он глаза на исподлобья глядевшего на него мужика. — Иван Лапин действительно отказался с нами идти или…

Какая сила заставила только что сидевшего без сил мужика вскочить? Даже не вскочить, а перелиться из сидячего в стоячее положение, он не понял. Откуда только взялась жизнь в выжатом как тряпка человеке, еще минуту назад не способном пошевелить толком рукой? Зубов лишь сжал покрытую чужой кровью рукоять единственного своего оружия, увидев винтовочный зрачок, глядящий ему в грудь.