Герберт Смит сочетался вторым браком с Чарлиной Маккензи вназначенный день и час – в полдень второго января 1977 года. Церемонияпроисходила в конгрегационалистской церкви на Саутвест Бенд. Отец невесты,почти слепой восьмидесятилетний старик, передал ее жениху. Джонни, стоявшийрядом с отцом, без заминки поднес в нужный момент обручальное кольцо. Вот он,радостный миг.

На бракосочетание приехала Сара Хэзлит с мужем и сыном,успевшим выйти из младенческого возраста. Сара была беременна и вся сияла –само воплощение счастья и осуществленных мечтаний. Джонни почувствовал уколжгучей ревности, его словно застигла врасплох газовая атака. Через несколькосекунд все стало на свои места, и, едва церемония закончилась, он подошел к ними заговорил.

Он впервые видел мужа Сары. Это был высокий видный мужчина седва намеченными усиками и ранней сединой. Он с успехом прошел в сенат штатаМэн и сейчас рассуждал о том, какая ситуация сложилась после выборов и какнепросто находить общий язык с губернатором из независимых, а Денни тянул егоза штанину и просил пить: пи-ить, пап, пии-и-ить!

Сара говорила мало, но Джонни чувствовал на себе взгляд еесияющих глаз; это его сковывало, хотя было по-своему приятно. Но и грустно,пожалуй.

Вино лилось рекой, и Джонни выпил четыре бокала – вдвоебольше обычного; возможно, тому причиной была встреча с Сарой, которая приехалане одна, а может быть, просто, глядя на сияющую Чарлину, он до конца осознал,что Вера Смит ушла навсегда… Как бы то ни было, направляясь к ГекторуМаркстоуну, отцу невесты, минут через пятнадцать после ухода Хэзлитов, ончувствовал приятный шум в голове.

Старик сидел в углу возле порушенного свадебного пирога,сложив скрюченные артритом руки на набалдашнике трости. Одна дужка его темныхочков была обмотана черной изоляционной лентой. Возле него стояли две пустыебутылки из-под пива и еще одна, недопитая. Он всмотрелся в лицо Джонни.

– Ты сын Герберта?

– Да, сэр.

Еще более пристальный взгляд. Затем Гектор Маркстоун сказал:

– Ты плохо выглядишь, мальчик.

– Это, наверно, оттого, что я допоздна работаю.

– Тебе надо попить что-нибудь тонизирующее. Чтобы прийти внорму.

– Вы участвовали в первой мировой войне? – спросил Джонни.

К синему саржевому пиджаку старика были приколоты медали, втом числе французский Военный крест.

– А как же, – просветлел Маркстоун. – Служил подкомандованием Джека Першинга. Американский экспедиционный корпус.Семнадцатый-восемнадцатый год. Прошли огонь и воду. И по грязи топали, и дерьмолопали. Белло Вуд[31], мой мальчик, Белло Вуд. Для многих сейчас это простоназвание из учебника истории. А я там был. Я видел, как там умирали. И по грязитопали, и дерьмо лопали, и кости свои разбрасывали по полю.

– Чарлина говорила, что ваш сын… ее брат…

– Бадди? Да, был бы сейчас тебе вроде дядюшки. Любили ли мысвоего мальчика? Как не любить. При рождении ему дали имя Джо, но все его звалиБадди. Как получила мать Чарли ту телеграмму, так начала таять на глазах.

– Его убили на войне?

– Убили, – не сразу ответил старик. – Сент-Лу, сорокчетвертый год. Не так уж далеко от Белло Вуд – по тамошним, конечно, понятиям.Угодил под нацистскую пулю.

– Я тут пишу статью, – сказал Джонни, еще больше хмелея примысли о том, как ловко он направил разговор в интересующее его русло. – Надеюсьпродать ее в «Атлантик» или «Харперс»…

– Ты писатель? – Стекла зеркальных очков блеснули; Джонниявно пробудил его любопытство.

– Начинающий, – сказал Джонни. Он уже сожалел о своейразговорчивости. Да, я писатель. Пишу по ночам. – В общем, статья будет оГитлере.

– О Гитлере? Что о Гитлере?

– Видите ли… предположим… предположим, что вы сели в машинувремени и вернулись в тридцать второй год. В Германию. И предположим, вывстречаете Гитлера. Вы убьете его или оставите в живых?

Темные очки старика приблизились к самому лицу Джонни. СДжонни сразу слетел весь хмель, и куда-то девались и разговорчивость, и умныемысли. Все теперь зависело от того, что ему ответит этот старик!

– Ты не шутишь, сынок?

– Нет, не шучу.

Гектор Маркстоун снял одну руку с набалдашника трости,запустил в карман брюк и бесконечно долго там рылся. Наконец он вынул ее. Вруке оказался складной нож с костяной рукоятью, отполировавшейся и пожелтевшейза много лет. Тут заработала другая рука, которой старик с осторожностью,отличающей артритиков, стал раскрывать нож. Лезвие коварно блеснуло в лучахяркого света. Этот нож проделал путь во Францию в 1917 году вместе смальчишкой, вступившим в армию таких же мальчишек, которым не терпелось дать порукам грязному бошу, коловшему штыком детей и насиловавшему монахинь, и показатьэтим французикам, как надо воевать. Тех мальчишек косили из пулеметов, ихвалила дизентерия и инфлюэнца, они наглотались горчичного газа и фосгена, онивыходили из-под огня у Белло Вуд, оборванные и обезумевшие от страха, будтостолкнулись нос к носу с самим дьяволом. И все это оказалось напрасным.Оказалось, что все надо начинать сначала.

Где-то играла музыка. Люди смеялись, танцевали. Где-то вотдалении гудела лампа дневного света. Джонни не мог глаз отвести отобнаженного лезвия, загипнотизированный игрой света на отточенном острие.

– Видишь? – тихо спросил Маркстоун.

– Да, – вздохнул Джонни.

– Я бы вонзил нож в этого убийцу, прямо в его черное илживое сердце, – сказал Маркстоун. – Я воткнул бы нож по самую рукоятку… апотом повернул бы, вот так. – Он медленно повернул руку с ножом, сначала почасовой, потом против часовой стрелки. На лице его появилась странная улыбка истали видны гладкие, как у младенца, десны. – Но прежде, – сказал он, – я бысмазал лезвие крысиным ядом.

– Убил ли бы я Гитлера? – повторил Роджер Чатсворт; изо ртау него шел пар. Они с Джонни прогуливались вдвоем по заснеженному лесу задаремским домом. В лесу тишина. Начало марта, а тишина такая неподвижная, как вянваре.

– Да, именно.

– Любопытный вопрос, – сказал Роджер. – Беспредметный, нолюбопытный. Нет, вряд ли. Я бы скорее вступил в его партию. Попытался бычто-нибудь изменить изнутри. Возможно, удалось бы исключить его илискомпрометировать. Конечно, если знать наперед, во что это выльется.

Джонни вспомнил обрубки бильярдных киев. Вспомнилярко-зеленые глаза Санни Эллимана.