Ко времени окончания колледжа Джон Смит начисто забыл опадении на лед в тот злополучный январский день 1953 года. Откровенно говоря,он забыл об этом еще в школе. А мать с отцом вообще ничего не знали.

Дети катались на расчищенном пятачке Круглого пруда вДареме. Мальчишки повзрослей гоняли шайбу старыми клюшками, обмотанными клейкойлентой, воротами служили старые корзины из-под картофеля. Малыши, как водится,вертелись тут же, коленки у них смешно вихляли. Все выпускали вдвадцатиградусный морозный воздух клубочки пара. У кромки расчищенного льдагорели, чадя, две автомобильные покрышки; неподалеку сидели кучкой родители,наблюдавшие за детьми. До эпохи снегомобилей было еще далеко, и люди зимойпредпочитали размяться на свежем воздухе, а не возиться с бензиновым мотором.

Джонни с коньками через плечо шел от своего дома, которыйстоял на другой стороне Паунал-стрит. Для шестилетнего мальчика он каталсясовсем неплохо. Не так хорошо, чтобы играть со старшими ребятами в хоккей, новсе же мог выписывать вензеля вокруг других малышей, а те только и делали, чторазмахивали руками для равновесия или плюхались мягким местом на лед.

Он плавно заскользил по краю расчищенной площадки, мечтаяпрокатиться задом наперед, как Тимми Бенедикс, и прислушиваясь к таинственномупотрескиванию и покряхтыванию льда под снегом, криками хоккеистов, тарахтениюцементовоза, направлявшегося через мост к зданию фирмы «Ю. С. Джипсум» вЛисбон-Фолс, обрывкам разговоров взрослых. Здорово жилось на свете в тотхолодный, ветреный зимний день. Все было хорошо, ничто не тревожило, ничего нехотелось… разве что суметь прокатиться задом наперед, как Тимми Бенедикс.

Он проехал мимо костра и увидел, как трое взрослыхпередавали друг другу бутылку.

– Дайте и мне! – прокричал он Чаку Спайеру, одетому впросторную короткую куртку и зеленые фланелевые штаны.

Чак ухмыльнулся:

– А ну проваливай, малыш! Смотри, вон мамаша тебя зовет.

Улыбаясь, шестилетний Джонни покатил дальше. С той стороны,где расчищенный пятачок примыкал к дороге, он увидел спускавшихся с откосаТимми Бенедикса с отцом, Тимми шел впереди.

– Тимми! – крикнул Джонни. – Смотри!

Он развернулся и неуклюже заскользил задом наперед. Джоннине заметил, что едет в гущу хоккеистов.

– Эй, малыш! – крикнул кто-то. – С дороги!

Джонни не слышал. Он добился своего. Он катил задом наперед!Он наконец уловил ритм движения. Просто надо научиться владеть своим телом…

Джонни восхищенно посмотрел вниз, он хотел проследить, какдвигаются ноги.

И не заметил, что мимо него пролетела старая, побитая, свыщербленными краями шайба. Один из взрослых ребят, не очень-то хорошо стоявшийна коньках, стремительно летел за ней, ничего не видя перед собой.

Чак Спайер понял, что столкновение неизбежно. Он вскочил изакричал:

– Джонни! Берегись!

Джон поднял голову – и в этот миг неуклюжий хоккеист со всейсилой врезался в Джона Смита на полном ходу.

Джонни взлетел на воздух, беспомощно раскинув руки. Черезмгновение он ударился головой о лед и провалился в черноту.

Чернота… черный лед… чернота… черный лед… чернота… Мрак.

Потом ему сказали, что он потерял сознание. Он помнил толькоэту странную навязчивую мысль и как, открыв глаза, увидел вокруг лицаиспуганных хоккеистов, обеспокоенных взрослых, любопытных малышей. УхмылялсяТимми Бенедикс. Чак Спайер поддерживал Джонни.

Черный лед. Черный.

– Ну что? – спросил Чак. – Все в порядке, Джонни? Здорово онв тебя врезался.

– Черный, – глухо произнес Джонни. – Черный лед. Больше непрыгай на нем, Чак.

Чак испуганно обвел глазами столпившихся людей, затемперевел взгляд на Джонни. Потрогал большую шишку, которая вырастала на лбумальчика.

– Извини, – сказал неуклюжий игрок. – Я его даже не заметил.Малышам нечего делать там, где играют в хоккей. Это – закон, – он неувереннооглянулся, ища поддержки.

– Джонни! – позвал Чак. Ему не понравились глаза мальчика.Они были темные и отсутствующие, далекие и холодные. – Как ты себя чувствуешь?

– Больше не прыгай на нем, – сказал Джонни, не понимая, чтоговорит, думая только про лед, черный лед. – Взрыв. Кислота.

– Может, отвести его к врачу? – спросил Чак Билла Гендрона.– Он говорит невесть что.

– Подождем минутку, – предложил Билл.

Они подождали. В голове у Джонни в самом деле прояснилось.

– Все в порядке, – пробормотал он. – Дайте подняться. –Тимми Бенедикс все еще ухмылялся, вонючка. Джонни решил, что покажет еще Тимми.К концу недели он будет выписывать вензеля вокруг него… как обычно и задомнаперед.

– Давай-ка посиди немного у костра, – сказал Чак. – Здоровоон в тебя врезался.

Джонни подтащили к костру. Запах плавящейся резины былсильным и едким, он вызывал легкую тошноту. Болела голова. Он чувствовал, чтонад левым глазом образовался странный нарост. Шишка, казалось, выпирала на целуюмилю.

– Ты хоть помнишь, кто ты или вообще что-нибудь? – спросилБилл.

– Конечно. Конечно, помню. Все в порядке.

– Кто твои папа и мама?

– Герберт и Вера. Герберт и Вера Смит.

Билл и Чак переглянулись и пожали плечами.

– Кажется, с ним все в порядке, – сказал Чак и затем вновь,в третий раз: – А он здорово в него врезался, правда? Бр-рр.

– Ох уж эти малыши, – сказал Билл, любовно посмотрев насвоих восьмилетних девочек-близняшек, катавшихся рука об руку, и затем вновь наДжонни. – Такой удар мог бы убить и взрослого.

– Только не негра, – сказал Чак, и они оба рассмеялись.Бутылка «Бушмилла» вновь пошла по кругу.

Через десять минут Джонни был уже снова на льду, головнаяболь затихала, синяя шишка маячила над глазом, как причудливое клеймо. Джоннивернулся домой к обеду, он совсем забыл, что упал, затем потерял сознание, ирадовался тому, что научился кататься задом наперед.

– Боже милостивый! – воскликнула Вера, увидев его. – Как этотебя угораздило?

– Упал, – ответил он и принялся уплетать консервированныйсуп.