У нас не было никакой возможности ознакомиться со всем этим материалом, и мы решили забрать микропроцессор с собой. Выбора у нас не было. И микропроцессор Оберона тоже надо было забрать с острова. Нельзя было оставлять чужакам свидетельства о произошедшей здесь трагедии.

Первыми по трапу самолета сошли Роуан – в джинсах и простой белой рубашке – и Стирлинг в твидовом костюме. Они мгновенно отреагировали на представших перед ними Талтосов. Если быть точным, Роуан онемела от шока.

Я презентовал Роуан микропроцессоры от двух компьютеров, она передоверила их своему ассистенту, а тот отнес их в самолет. Лоркин непроницаемым взглядом наблюдала за Роуан. Мне показалось, что выражение ее глаз смягчилось, хотя, возможно, все это было только маской. Пока мы ожидали самолет, она не проронила ни слова и, по всей видимости, не собиралась менять тактику.

Миравиль хныкала. Оберон избавился от банданы, причесал свои длинные волосы и выглядел более чем презентабельно. Он снизошел до кивка в адрес Роуан.

– Где тела? – спросила Роуан у Моны.

По трапу самолета один за другим спускались мужчины в белой униформе, они несли что-то похожее на внушительных размеров спальный мешок и еще какое- то снаряжение, предназначение которого осталось для меня загадкой.

Мы вернулись к морозильной камере.

Все это время Лоркин не протестовала, хотя Квинн продолжал крепко держать ее за руку. Ее удивительные зеленые глаза сфокусировались на Роуан, лишь изредка она поглядывала на Оберона, который не переставал сверлить ее исполненным ненависти взглядом.

Роуан осторожно, как и я чуть ранее, вошла в морозильную камеру. Она тщательно осмотрела тела, ощупала заледеневшие потеки на полу, изучила пятна на коже Талтосов, потом прикоснулась ко лбу каждого и отошла в сторону, позволяя команде ассистентов подготовить тела к погрузке в самолет.

Роуан посмотрела на Мону:

– Они мертвы. Они уже давно умерли. Вероятнее всего, сразу после того, как их сюда поместили.

– А может, и нет! – с отчаянием в голосе возразила Мона. – Может, они способны перенести холод, который не можем перенести мы.

У нее тряслись губы, она была такой потерянной и хрупкой в своем черном платье со страусиными перьями.

– Их больше нет, – настаивала Роуан.

Слова ее звучали не жестоко, но очень серьезно. Я видел, что она изо всех сил старалась не дать волю слезам.

Миравиль опять начала причитать:

– Отец… Мать…

– Следы разложения налицо, – сказала Роуан. – Температура не всегда поддерживалась на одном уровне. Они умерли не от удушья. Они уснули, как люди, замерзающие в снегу.

В конце они, возможно, еще были теплыми и умерли во сне.

– О, это так прекрасно, – совершенно искренне сказала Миравиль. – Ты так не думаешь, Мона? Так мило. Лоркин, ты не думаешь, что это чудесно?

– Да, дорогая, – тихо ответила Лоркин. – Тебе не надо больше о них беспокоиться. Их цель достигнута.

Лоркин так долго молчала, что этот ее порыв застал меня врасплох.

– И какова же была их цель? – спросил я.

– Они хотели, чтобы Роуан узнала о том, что с ними случилось, – спокойно сказала Лоркин. – Чтобы Скрытый народ не исчез с лица Земли.

Роуан вздохнула. Невыразимая печаль отражалась на ее лице.

Потом она развела руки в стороны и выпроводила нас из кухни – так врач уводит посетителей от смертного ложа.

Мы вышли на теплый воздух. Окружающий пейзаж казался таким благостным, мерно накатывали на берег волны, остров очистился от насилия.

Я посмотрел на освещенные дома, на темную массу джунглей и еще раз исследовал их на предмет присутствия людей или Талтосов. Плотность живых тварей была так велика, что разобраться, кто есть кто в этих джунглях, мне было не под силу.

Я чувствовал себя совершенно опустошенным, но в то же время меня крайне волновали оставшиеся в живых Талтосы. Что конкретно ожидало их в недалеком будущем? Команда ассистентов с замороженными телами на носилках пробежала мимо нас к самолету. Мы же, не торопясь, шли по взлетно-посадочной полосе.

– Отец действительно просил об этом, он хотел, чтобы их заморозили? – искренне спросил Оберон, в его голосе больше не слышались пренебрежительные интонации. – Он добровольно пошел на такую смерть?

– Так Родриго всегда говорил, – ответила Миравиль, всхлипывавшая в объятиях Стирлинга. – Отец сказал мне, чтобы я спряталась от плохих людей, поэтому меня с ним не было. Они нашли меня только на следующий день. Мы с Лоркин укрылись в домике рядом с теннисными кортами. Мы не знали, что произошло. Мы больше не видели ни Отца, ни Мать.

– Я не хочу садиться в этот самолет в качестве пленницы, – очень вежливо сказала Лоркин. – Я бы хотела знать, куда меня отправляют. Мне непонятно, кто руководит этой операцией. Доктор Роуан, не могли бы вы прояснить ситуацию?

– В данный момент, Лоркин, ты жертва обстоятельств, – так же вежливо ответила ей Роуан.

С этими словами она достала из кармана джинсов шприц и, пока Лоркин отчаянно пыталась вырваться, всадила иглу в ту руку, за которую ее держал Квинн. Лоркин цеплялась за одежду Квинна, но в конце концов сползла вниз и отключилась.

Оберон с недоброй улыбкой наблюдал за происходящим.

– Вам следовало перерезать ей глотку, доктор Роуан, – сказал он, приподняв одну бровь. – Собственно, я мог бы переломать ей все кости, если бы вы были так добры и позволили мне сделать это.

Миравиль вырвалась из нежных объятий Стирлинга и уставилась на Оберона.

– Нет-нет, ты не сможешь так ужасно поступить с Лоркин. Лоркин не виновата, что она такая умная и все понимает! Оберон, ты не можешь плохо с ней поступить, только не сейчас.

Мона горько усмехнулась.

– Что ж, Роуан, кажется, ты получила вожделенный экземпляр, – сказала она срывающимся от волнения голосом. – Подсоедини ее к своим умным приборам, проведи вивисекцию, заморозь ее по кусочкам, заставь вырабатывать чудодейственное молоко Талтосов!

Роуан безучастно смотрела на Мону. Я не мог даже понять, слышит она обращенные к ней слова или нет.

Она громко позвала помощников из самолета.

Мы молча наблюдали, как Лоркин уложили на носилки с ограничителями и погрузили на борт.

Стирлинг сопровождал Миравиль, а та все оплакивала Отца и Мать.

– Если бы только Отец позвонил Роуан, когда хотел это сделать. Но Мать так его ревновала. Она знала, что он любит Роуан Мэйфейр. Если бы Отец ее не послушал. А теперь от Скрытого народа остались только мы трое.

Роуан услышала причитания Миравиль и посмотрела на меня. Мона тоже все слышала и мрачно взглянула на Роуан.

Оберон являл собой воплощение релаксации. Веки снова опущены, слезы еще не просохли на щеках. Он стоял, переместив центр тяжести на один бок, держа руки в задних карманах джинсов, и внимательно разглядывал Роуан.