Талтос откинулся на спинку стула и посмотрел на Мону, которая сгорбилась на краешке белого кресла.

– Не надо так расстраиваться, маленькая бабушка племени, – с неприязнью в голосе произнес он. – Твоей вины в этом нет. Такова жизнь. Талтосы не могут существовать среди людей. Они совершают фатальные ошибки. Отец сказал мне, что если бы не Силас, это был бы кто-то другой. Скрытый народ – неосуществимая затея. Ближе к концу он много говорил о Роуан Мэйфейр и утверждал, что она знала бы, как поступить. К этому времени он фактически был пленником, заточенным в пентхаусе. А Мать лишь иногда приходила в сознание.

Сердце Моны разрывалось от горя. Предупреждения Маарет, которые она изложила в своем электронном письме, имели под собой основание. Принципы дарвинизма – так, кажется, выразился Стирлинг. Мне хотелось обнять Мону, прижать ее к себе.

Но нам еще предстояло войти в главное здание отеля. Я услышал чьи-то крики. Горстка смертных обнаружила мертвых в других номерах.

Дверь распахнулась, и на этот раз сначала появился ствол автомата, а за ним и человек, который выбил ногой дверь.

Я чуть напрягся, отшвырнул его обратно и одновременно остановил его сердце. Автоматная очередь прошила белый потолок. Слишком близко. Они могли попасть в это желчное существо. Какая была бы потеря!

Я нырнул в дверной проем и оказался на длинном крыльце с соломенной крышей. Еще один смертный навел на меня оружие. Я воспользовался Огненным даром. Последовала яркая вспышка. Я увидел еще одного убегающего человека. Огонь настиг и этого. «Действуй быстро», – велел я себе.

Обернувшись на сто восемьдесят градусов, я увидел молодую женщину в джинсах и рубашке. Она шла на меня с автоматом в руках и изрыгала проклятия. Я обезоружил ее. Женщина упала на колени, кровь хлынула у нее из горла. Я закрыл глаза. Мне было тошно.

Я очень надеялся, что мы избавились от всех шестерок.

В этом дворике босанова звучала очень громко. Я слышал шепот на португальском языке, музыка умиротворяла, призывала расслабиться, околдовывала.

За огромными распахнутыми дверями я видел пустой холл. Пол, вымощенный розовой плиткой, вел к центральной лестнице. Мне не терпелось подняться наверх и вырвать сердце у злых сил.

Я вернулся в белую комнату, закрыл за собой дверь, переступил через труп Лусии и перешел к делу:

– Когда ты в последний раз видел хотя бы одного Талтоса, живого или мертвого?

– Может быть, месяцев девять назад. Довольно часто мне казалось, что я слышу голоса Миравиль и Лоркин. Однажды я проснулся и увидел вон там, на берегу, Миравиль и Родриго. Возможно, их тоже взяли в плен эти безбожники. Миравиль была милой и своеобразной – этакая разновидность Талтоса-идиота. Если вы играете с Миравиль в теннис, она хочет, чтобы вы выиграли! Конченая идиотка. Ее просто держать в плену. Лоркин достаточно хитра, чтобы не демонстрировать свою истинную сущность, к тому же невероятно красива. Рыжие волосы, как вот у бабули. Я видел Лоркин. Но жива ли она? Кто знает…

– Не называй меня так, – шепотом сказала Мона и холодно улыбнулась Талтосу. Казалось, она вот-вот сорвется. – О, я понимаю, ты со всем уважением так меня называешь. Ты ведь такой внимательный, от рождения преисполнен любви к окружающим. Но меня бы устроила «Великолепная Мона», или «красавица», или «дорогая моя», или «милашка», или даже «возлюбленная». Назовешь меня бабулей еще раз – я прикую тебя обратно к стене.

Очередной смешок.

– Хорошо, милашка, – согласился Оберон. – А я и не догадывался, что ты здесь главная. Я думал, эта позиция занята вон тем белокурым красавчиком.

– Где комната Отца и Матери? – спросил я.

– Апартаменты в пентхаусе, – сказал он. – Поверьте, их наверняка давно выбросили в море.

– Как по-твоему, сколько людей сейчас в главном здании? Я убил всех мужчин в этом крыле плюс одну женщину.

– Какой ты, однако, раздражительный! – вздохнул Оберон. – Откуда мне знать? Попробую угадать. Родриго, два его телохранителя, может быть, какой-нибудь недоумок или два в качестве прислуги и, может быть, может быть… Миравиль и Лоркин. На первом этаже, в апартаментах для новобрачных, бывают вечеринки, когда Родриго в отъезде. Это его дом. Этажом выше главные апартаменты с видом на море. По крайней мере, так мне говорила его мать, – Талтос указал на мертвую Лусию. – Я бы с удовольствием пристрелил какого-нибудь подонка, если, конечно, вы не убили их всех.

– А женщины? Родриго привозит сюда женщин? Могут быть у него в гостях ни в чем не повинные люди?

– Это маловероятно. – Оберон склонил голову набок. – Если там есть гости, они все мерзавцы. Этот остров – укрытие, база. Поэтому меня и не покидала надежда, что я еще увижу Миравиль и Лоркин. Знаешь, самки Талтосов очень… как бы это сказать… горячие. Потом неизбежно небольшое кровотечение, но это потом, и с этим можно жить. А молоко! Позвольте заметить, их молоко просто великолепно. Люди могут использовать их до посинения.

– Хорошо, подождешь нас здесь. Не стреляй ни в кого без нужды, и мы вытащим тебя отсюда. Мона, Квинн, нам пора.

– Я не намерен сидеть здесь без дела. – Оберон поправил пистолет за поясом. – Я иду с вами. Я же сказал, что хочу пристрелить какого-нибудь подонка или двух. Кроме того, если Миравиль и Лоркин живы, я хочу их увидеть. Они мои сестры, благодарение Господу. Вы думаете, я буду сидеть здесь и слушать, как свистят пули?

– А ты не можешь определить по запаху, здесь они или нет? – спросила Мона.

Оберон тихо рассмеялся.

– Запах есть у самцов Талтосов, бабушка. Тебе следовало бы подучиться, когда размножалась.

– Именно это я и пытаюсь сделать. – Мона заплакала. – Спасти и обучиться. Оберон, бесценный мой! Я проделала долгий путь, чтобы найти тебя, мой благословенный маленький отпрыск. Какое счастье, что мы встретились. Но предупреждаю в последний раз: еще раз назовешь меня бабушкой или бабулей, я дух из тебя вышибу.

Оберон издевательски расхохотался в ответ.

– Отлично, милашка. Буду следить за языком. А ты великолепна.

Оберон встал и по-кошачьи потянулся. Потом криво улыбнулся Моне:

– Твои блистательные, ловкие и совестливые кровопийцы отобрали сотовые телефоны у своих жертв? Я хочу позвонить Роуан Мэйфейр.

– У меня свой есть, – сказал Квинн. – И я действительно подобрал парочку. Но звонить еще слишком рано. Займемся делом.

– Что ж, идем, сладкая малышка. – Оберон предложил Моне руку. – Убьем Родриго, чтобы он мог воссоединиться со своей матерью. А потом вернемся за Хуаном Диего.

– Почему он так тебе нравится? – поинтересовался я.

– Кто – Родриго? – переспросил Оберон и удивленно поднял брови. – Уверяю тебя, он вызывает у меня отвращение.

– Нет, святой Хуан Диего, – пояснил я.

– Ах! – Талтос рассмеялся. – Я тебе рассказывал. Я был в соборе Девы Гваделупской. Кроме того, когда Лусия рассказала мне о том, что его причислили к лику святых, я молился ему и просил его о чуде. – Глаза Оберона вдруг полезли на лоб. – Бог ты мой! – воскликнул он.