— К полковнику поедем? — спросила Наська, когда мы вышли.

— В Гнездо пойдём, — ответил я. — Сами придут. Только надо позвонить.

— Тут есть таксофон на углу.

— Знаю.

— Я тоже всё тут уже знаю. И в «Рэдку» хожу. Сказала, что я твоя приёмная сестра, меня не гонят, зовут Занозой. Я твои поисковые очки взяла, ничего? У меня получается, я вчера орак нашла! Мелкий только… Расскажешь, где ты был? На Саельме? Ещё где-то?

Я засмеялся.

На миг мне стало совсем хорошо.

— В Гнезде расскажу. Всем сразу.

Мы подошли к таксофону, и я хлопнул себя по лбу.

— Балбес, у меня же денег нет…

Наська похлопала себя по карману джинсов. Гордо сказала:

— Не бойся, у меня мелочи полный карман!

Я взял у неё с ладошки монеты, вошёл в будку.

— Полковнику? Тёте Лене?

Я кивнул, глядя на кнопки и не решаясь снять трубку.

— Всем позвонишь?

Сняв трубку, я набрал номер общежития, где жила Милана. Вахтёры не очень-то любят звать жильцов, а у неё в комнате телефона не было. Но я подумал, что если я представлюсь сотрудником отдела «Экс», то вахтёр, от греха подальше, оторвёт задницу от кресла и сходит за ней.

Первым приехал Лихачёв.

Я болтался в вестибюле, в ожидании своей команды. Незнакомая стража стояла у входа, против обыкновения — с оружием. Я узнал плазмомёт: военная модель с двумя энергетическими фокусами, стандартное оружие Изменённых. Всё живое боится огня.

Интересно, это теперь обычная практика или в честь моего возвращения?

Стража кивнула мне, но в разговоры не вступала. Я не настаивал. Бродил по мягкому полу, заваленному рухлядью. Размышлял. Спустилась Наська, села в сторонке на пол, открыла книжку и принялась читать — временами поглядывая на меня, будто опасаясь, что я исчезну.

Потом ко мне подошла жница — её я узнал. Та самая девочка, что прыгала из окна, чтобы разбиться и попасть в Изменённые, девочка с потенциалом хранителя…

— Можно с тобой поговорить, Макс? — она сразу взяла быка за рога.

— Конечно. — Я попытался вспомнить её имя, не смог, и всем лицом изобразил внимание.

— Я будущий хранитель, — сказала она.

— Знаю.

— Уже была бы ей. Дарина не хочет передавать пост.

— Она передаст, — успокоил я.

— Всё это неправильно… — жница посмотрела на Наську с каким-то лёгким удивлением и даже неприязнью. — Куколки, которые становятся обратно людьми. Стража с боевым оружием. Люди в Гнезде. Интриги. Это не на пользу нашему долгу.

— Немного осталось уже, — ответил я. — Потерпи.

Жница кивнула.

— Нам нельзя обращаться к Инсеку напрямую. Но ситуация особая…

— Потерпи, — повторил я. — Скажи, ты действительно рисковала жизнью, чтобы стать Изменённой?

— Да.

— Не страшно было? Не жалеешь?

Жница покачала головой. Глянула на меня, взгляд у неё был очень взрослый, и я вдруг подумал, что он всегда был таким. Ещё до Изменения.

— Не все родились с серебряной ложкой во рту, Макс.

Мне вдруг стало жутко. Я вспомнил Слугу по имени Ника и Слугу по имени Гарри. Они были на другой стороне, но рассуждали точно так же.

— Потерпи, — снова сказал я.

Жница кивнула и ушла. А я остался. Стоял и смотрел на Наську, читавшую книжку.

Почему кто-то остаётся человеком, даже перестав им быть? А кто-то выбрасывает свою человеческую природу и перешагивает через неё без всякого сожаления?

Лихачёв прибыл на служебной машине с выключенными мигалками, которая тут же отъехала в переулки. Поднялся по ступенькам, постоял у дверей, будто решаясь, потом вошёл.

Стража обернулась ко мне, я кивнул, она посторонилась.

— Был уверен, что ты вернёшься, — сказал Лихачёв. — Но думал, что позже.

Мне показалось, что он хотел меня обнять, но в последний миг передумал. Будто смутился своих чувств.

Поэтому я сам его обнял, гадая, мой ли это порыв или подсказано воспринятым смыслом.

Лихачёв похлопал меня по спине, потом отстранился и внимательно осмотрел.

— Ты заматерел. Вырос и в плечах раздался.

— Второй Призыв, — ответил я. — У вас как, нормально всё?

— Один выговор, одна благодарность от начальства, — ответил Лихачёв. — И то, и другое за поход стражи из большого Гнезда через весь город. Ничего необычного. Эй, мелкая!

Наська надулась, но всё же встала и подошла. Лихачёв похлопал её по спине. Сказал:

— Между прочим, я совершаю должностное нарушение. Я должен был уведомить твоих родителей, что ты стала человеком.

— Ничего. Те родители от меня всё равно отказались, — отрезала Наська. — У меня теперь другие.

Потом стали подходить «старики-разбойники». Первым пришёл Василий. Если честно, то я боялся, что он сразу начнёт извиняться, что не был с нами в Третьяковке, и потянется пустой, бесполезный разговор. Но Василий лишь пожал мне руку и сказал: «Я спешил». И я понял, что никаких объяснений и обещаний нам не нужно. Потом пришла Елена, как всегда бодрая и собранная, обняла меня и сообщила: «Надо было забить пари с Борей, он ставил на полгода».

Деда Боря пришёл последним. Он похудел, но выглядел лучше, чем в прошлый раз.

Миланы не было.

Мы постояли ещё минут десять, говоря о всякой ерунде — будто встретились просто так, по пустячному поводу, и не виделись-то всего день-другой.

Потом я попросил Наську дождаться Милану, если та всё-таки придёт, а мы пошли в кабинет, где нас ждала Дарина.

Кабинет был здоровенный и даже через столько лет после Перемены выглядел неплохо. На полу лежал толстый ковёр, больше хлама не набросали, люстра под потолком светила довольно ярко, хотя несколько лампочек успели перегореть. Мы уселись за большим столом, придвинутым к меньшему, где когда-то сидел начальник — замминистра, наверное, не ниже. На маленьком столе мёртво стоял компьютер с заклеенным инвентарным номером логотипом, несколько старомодных телефонных аппаратов, давно отключённых от линии, и массивный письменный прибор из бронзы, тёмно-зелёного камня и белого матового стекла, с какими-то стаканчиками, держалками для ручек и подставками для бумаг.

— Ого, — сказал Лихачёв с уважением. — Это даже раньше было антиквариатом. Как бы не с советских времён осталось… Смотрите, это же чернильница!

— Сопри, — посоветовал деда Боря. — Поставишь в кабинете. Скажешь, что это любимая чернильница товарища Дзержинского.

К моему удивлению, Лихачёв приподнял прибор и хмыкнул — будто и впрямь примерялся его унести.