кнехтов на барже, ни с гака на буксире, но Иван Диодорович не желал терять разбег своего судна, и старпом просто перерубил трос авральным топором. За это время вражеский «Рассвет» рулём и колёсами отработал почти полный разворот — похоже, он намеревался уклониться от боя.

— Саныч, давай на всю! — скомандовал Нерехтин в переговорную трубу.

На удаляющуюся баржу с мостика смотрел лётчик Свинарёв. Маленький самолётик на палубе баржи топорщил крылья как-то по-осеннему прощально.

— Сожалею «Ньюпор», хороший он аппарат, — в рубке признался Ивану Диодоровичу Свинарёв. — Но в обстоятельстве разумное решение я одобряю.

— Степаниду свою одобряй, — буркнул Иван Диодорович.

Все уже знали, что Стешка перебралась в каюту к лётчику.

«Рассвет» дымил на полверсты впереди. Он убегал, а «Лёвшино» догонял. С кормы «Рассвета» била пушка — полевая трёхдюймовка, и шумные столбы воды подскакивали то справа, то слева от «Лёвшина», изредка окатывая водой то палубу, то мостик. «Лёвшино» отвечал из орудия на носу, вздрагивая от каждого выстрела. Пулемёты ещё молчали, дожидаясь нужной дистанции. Уползали назад берега — лесистые угоры и блёклые лоскутья сжатых полей.

Снаряд разорвался на крыше надстройки: осколки пробарабанили по рубке, рухнул дефлектор, заорали пулемётчики. Часть округлого колёсного кожуха с броневым листом обвалилась в реку, и в тёмную дыру стало видно, как вращаются мокрые стальные дуги и перекладины гребного колеса.

Иван Диодорович выскочил на мостик. Под треногой «льюиса» у барбета корчились раненые. Кисло воняло взрывчаткой.

— Пушкари, мерзавцы косорукие, да хоть раз его достаньте! — гневно крикнул Нерехтин артиллеристам у носовой полубашни.

Команда «Лёвшина» укрылась в полутёмном машинном отделении, будто в погребе в грозу. Осип Саныч наблюдал за циферблатами, напоминая счетовода; котёл утробно урчал, лязгали рычаги и передачи; матросы, теснясь к бортам, сидели на стлани и подбирали ноги, чтобы не мешать машинистам и кочегарам. Корпус парохода потрескивал при толчках выстрелов, сверху с бимсов сеялась ржавая пыль. Катя старалась не смотреть на князя Михаила. Пусть он наедине с собой примет то, что сегодня они в Сарапул не попадут.

Дарья завозилась на решётках подмёта, поднимаясь на ноги.

— Холодно ведь наверху, — пояснила она. — Кожан Ване принесу…

— Стреляют же там, тётя Даша, — предостерёг её Митька Ошмарин.

— Да ладно.

— Я с тобой! — толкая соседей, тотчас принялась ворочаться и Стешка.

— Чего всполошилась? Не улетит твой лётчик! — заухмылялись матросы.

А гонка пароходов продолжалась.

Перед Сарапулом по реке растянулись два острова, и «Рассвет» свернул в боковую протоку, но Иван Диодорович не полез в ловушку — догадался, что протока простреливается батареей из города. И батарея вскоре забабахала, надеясь прихлопнуть «Лёвшино» сверху навесным огнём. Иван Диодорович видел за островами столбики сарапульских колоколен и горб Старцевой горы.

Снаряд взорвался на корме буксира и смял орудийную полубашню. Ствол пушки задрался к небу, изувеченных канониров расшвыряло во все стороны. «Лёвшино» увесисто качнул задом, раскатив шипящую волну; штурвального в рубке бросило грудью на штурвал, а Нерехтин, Свинарёв и Серёга Зеров едва не упали. Иван Диодорович вцепился в переговорную трубу.

— Держи курс! — рявкнул он Дудкину. — Мы ещё живы!

«Рассвет» приотстал, пропуская «Лёвшино» вперёд — под прямой огонь батареи. Буксир нёсся мимо города. Его машина работала на полную мощь, рядом с ней ни слова нельзя было услышать от злого лязга и клокота; потные кочегары поливали котёл водой из вёдер. В колёсных кожухах бурлило, пену выбуривало целыми сугробами, а вокруг парохода взлетали белые фонтаны, обдавая палубы и мостик. И всё же Сарапул отодвигался назад, и справа нехотя проплыл створный знак на устье Симонихинского затона. «Рассвет» не потащился дальше за «Лёвшином», опасаясь ярости раненого врага.

Кама неспешно изогнулась, мелькнул купол храма в селе Яромаска, и вдали Иван Диодорович увидел другое судно, идущее с Нечкинского перевала. И сложно было придумать встречу хуже, чем эта. Вытянув крамбол как штык, на «Лёвшино» шёл главный разбойник камского флота — пароход «Русло».

— Ну здравствуй, Федя… — прошептал Иван Диодорович. «Лёвшино» и «Русло» сближались лицом к лицу — без всяких уловок, без колебаний. Их трубы дымили, колёса крутились, но пушки молчали, ожидая верного прицела. Иван Диодорович отпихнул Дудкина и сам взялся за рукояти штурвала. Он знал, что там, на «Русле», за штурвалом так же твёрдо стоит хороший парнишка Федя Панафидин, но что поделать, если война?..

И в этот момент на переднюю палубу выскочила Дарья с кожаном в руках. Она ждала затишья, чтобы принести своему Ванюше одежду потеплее.

«Русло» выстрелил первым. Носовую орудийную башню на «Лёвшине» прямым попаданием разворотило, будто кочан железной капусты; пароход тряхнуло, и осколки острым градом прогремели по надстройке и рубке. В воздухе повис тихий звон ошеломления, и его вспорол дикий Стешкин визг:

— Тётечка Дашенька!.. Миленькая!.. Тётечка Дашенька!

Дарья лежала на палубе, стискивая в руках затёртый кожан капитана. Вокруг растекалась лужа крови. Стешка стояла над Дарьей на четвереньках.

— В-Ванюше не говори… — едва слышно попросила Дарья.

Стешка рыдала, тормошила её и жадно целовала, умоляя не умирать.

17

— Вот ведь дали так дали, не прочихаются! — ликовал Никита Зыбалов и хлопал штурвального Бурмакина по спине. — Пушку вдребезги, твою мать!..

Бурмакин качался с недоверчивой улыбкой, будто хвалили его самого.

Федя смотрел на «Лёвшино». Орудийная башня вражеского буксира была жутко искорёжена. Федя понимал, что «Лёвшино» остался без артиллерии, и сейчас «Русло» начнёт убивать его, как убивал «Бирюзу», только Нерехтину, в отличие от Хрипунова, отступать некуда. «Лёвшино» будет прорываться мимо «Русла» — и погибнет. Он, Федя, погубит Ивана Диодоровича.

Зыбалов выскочил на мостик и закричал канонирам:

— Молодцы, фронтовички! Валяй дальше, топи красножопых!

Федя повернулся к образу Якорника и снял картуз с лоцманским значком.

— Возбранный Чудотворче… — истово забормотал он, — радуйся, зол прогонителю, радуйся, чудес пучина, радуйся росо неботочная в знои трудов сущим, радуйся, от мятежа и брани соблюдаяй… Сыне божиего укрепитель, останови судно, погибель сеюще, избави люди твои от греха и помилуй мя!

Орудие «Русла» продолжало стрелять — лихо и красиво, потому что враг был прямо по курсу, хоть целься через дуло, и неудержимо приближался. Один снаряд снова ударил в остов разбитой пушки «Лёвшина», другой просвистел рядом с рубкой, третий пробил броню надстройки и взорвался где-то внутри. Но «Лёвшино» шёл навстречу «Руслу» бесчувственно, как одержимый — он хотел добраться до противника любой ценой, не обращая внимания на урон. Ветер сбивал набок дым из трубы, окна рубки чернели, словно от ненависти.

Иван Диодорович стоял за штурвалом сам, отстранив Дудкина. Рядом был старпом Серёга Зеров — на замену капитана, если того убьют. Серёга привёл боцмана