Эх, жаль, еще не выписали из больницы двух подбитых импедиков! А то можно было бы попроситься позвонить от них – на правах старогознакомца!

А что? Войти, этак небрежно помахивая «вальтером»: «Узнаете,мужики, меня и мой пистоль?»

Он машинально сунул руку в карман, привычно стиснул рукоятьревольвера и вдруг ощутил гадливость, как будто схватился за какое-то мерзкое,скользкое, холодное животное. Такое было с ним один раз в Амурском заливе близВладивостока, когда Ярослав вдруг оказался в центре целого стада (а может,стаи) медуз, которых пригнало штормом к берегу. Эти холодные студенистые телабыли везде: внизу, вокруг, даже на спину лезли! Он далеко не трус, он намедведя хаживал, однако в те несколько минут в море едва мог справиться, чтобыне заорать от прилива неконтролируемой гадливости. Отшвыривал от себя этускользкую гадость вот так же, как отшвырнул сейчас в сугроб «вальтер».

Даже не разглядел толком куда. Вроде где-то в направлении кхризантемам.

Ну, так тому и быть. Искать его Ярослав не станет.

Да, видимо, сегодня и вправду ночь очищения и избавления отвсего, что тяготило душу!

Ни в каких диверсиях против Майи он больше участвовать небудет и Лиду попытается уговорить ничего против нее не предпринимать. И никогдани в кого не прицелится – а тем более не выстрелит! – ни из этого «вальтера»,ни из какого-то другого оружия.

Интересно, под Новый год сбываются только пожелания иликлятвы тоже?

А кстати, насчет Нового года…

Ярослав взглянул на часы. О, самое время откупориватьшампанское! Да, жаль, что Лида не отведает «Дом Периньон», но она небось и его,и сыра «Комтэ», и конфет «Леонидас» вволю напробовалась в прекрасной Франции. Адухи «Грин тии» у нее и так есть. Тоже купленные во Франции. И уж там-то идухи, и все прочее было в самом деле французским, подлинным. Эти, правда, тоженапоминают настоящие, но кто знает, может, их сделали в какой-нибудьподмосковной Малаховке. «Всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутскойулице!»

Ладно, малаховский этот самый «Дом» или из провинцииШампань, однако выбора у Ярослава нет. Придется пить его из горлышка, ибостакана нет. А закусывать неразрезанным «Комтэ».

И делать это поскорей, не то Новый год наступит без него.

Ярослав выбрался из джипа и довольно лихо открыл бутылку.Пахнет очень даже прилично…

Ну, Лида… Лидочка… С Новым годом!

Ярослав поднял бутылку, салютуя окнам пятого этажа, – изамер, увидев в одном из них тонкий знакомый силуэт.

Лида! Это Лида! Как же вовремя она подошла к окну! И какоесовпадение – она тоже пьет шампанское! Видит Ярослава? Нет, вряд ли. Но зато онвидит ее. И может сказать – нет, может даже на весь двор крикнуть:

– С Новым годом, любимая!

Что он и сделал.

Вадика Лида сразу не узнала: мало того что за минувшие годыон вдвое растолстел и порастерял свою пышную шевелюру, так еще и лицо его былодо половины укрыто марлевой маской.

– Привет, Лидочек, – пробурчал он еще более гундосо, чем потелефону. – Страшно рад тебя видеть! Влезай!

Это приглашение было отнюдь не метафорой или рассчитаннойгрубостью: в загроможденную какими-то коробками и пачками газет прихожую можнобыло именно влезть – причем только бочком. Что Лида и сделала, а потом со всейвозможной скоростью последовала за хозяином из этого пылесборника в комнату,которая была заставлена стопками книг, словно склад книжного магазина. Вадикобернулся к гостье, сказал:

– Здравствуй, красавица! – и снова чихнул. – Видишь, чтоделается? – пожаловался он, вынимая огромный платок, сдвигая маску,оглушительно прочищая нос и снова надвигая свой марлевый намордник. – Дажефорточку открыть не могу. Все законопатил, а так и лезет сиреневый запашок. Ктоэто, какой классик сказал: гони природу в дверь – она вползет в окно? Так и уменя с сиренью. Прямо житья нет!

– Влетит.

– Что?! – удивился Вадик.

– Не вползет, а влетит. Гони природу в дверь – она влетит вокно, это Карамзин сказал. Слушай, а ты уверен, что дело в природе?

– В каком смысле? – опять удивился Вадик.

– В том, что в самом деле у тебя аллергия именно на сирень,а не на книжную пыль? – осторожно спросила Лида, изо всех сил пытаясьсправиться с щекотанием в носу, но чувствуя, что это бессмысленно, и разражаясьсерией коротких апчихов.

– Будь здорова! – пожелал Вадик. – Какая книжная пыль, тычто? Это у тебя с непривычки. А я ведь тут всегда живу, и ничего. Чихатьначинаю, только когда сирень цветет. Ужас, это ужас какой-то! Интересно, а упервобытных людей была аллергия, или это как-то связано с интеллектуальным итехническим прогрессом?

– Вопрос: была ли сирень во времена первобытного человека? –усмехнулась Лида. – Не факт. Какие-то виды – возможно. Лесная белая… Но ягде-то читала, что это скорее культурное, чем дикое растение. Возможно, упервобытных были свои прибамбасы: аллергия на какие-нибудь хвощи гигантские, натрилобитов или что там произрастало в то время? Хотя трилобиты – это вроде быне растения…

– А бес их разберет, – вздохнул Вадик. – Нет, насчетпервобытных – это я погорячился. Но, к примеру, я не могу себе представить дажебабушку свою в припадках такого чихания на огороде, среди крапивы, пастушьейсумки, полыни… что там еще росло, на огороде?

– Вообще-то обычно картошка, морковка, свекла, огурцы, –хихикнула Лида. – Или у твоей бабушки росли только сорняки? Тогда я понимаю,почему у нее была на них аллергия! От ненависти к ним!

– Смеешься, да? – вздохнул Вадик. – А между прочим, я знаюодну даму, у которой натуральная аллергия на полынь. И она отнюдь не бабушка!

Лида нервно стиснула руки.

Наконец-то среди этого никчемушного, легкого трепапрозвучало что-то толковое! Кажется, она не ошиблась адресом! Ведь дама, укоторой аллергия на запах полыни, – это наверняка Майя Майданская. Видимо,Вадик знает ее достаточно хорошо. Вопрос только, захочет ли он говорить о ней…

А как странно: они с Вадиком не виделись минимум лет восемь,потом пару раз бегло побеседовали по телефону, а теперь болтают так, как будторасстались только вчера. Вообще Лида помнила, что Вадик и раньше умел мгновенновойти в контакт с любым человеком, а раз начавши болтать, остановиться мог нескоро. Ну, будем надеться, он не утратил прежних привычек…