Блодейна поймала меня у выхода из тронного зала, чтобы утащить в город на последнюю примерку праздничного наряда, в котором я, возможно, завтра выйду замуж. Ну или в котором мне дадут от ворот поворот и разобьют сердце. Впрочем, никакой разницы, так и так оно окажется разбитым.

Я не могла заставить себя не думать о времени, проведенном наедине с Герхильдом. Снова и снова возвращалась в воспоминания о мгновениях нашего безумства, чувствуя, как от этих мыслей на щеки плещет жаром и по спине рассыпаются мурашки. Мы все-таки остановились. Вернее, остановился его льдистая огненность. Потому что у меня тормоза отказали напрочь после первого же поцелуя. И не включились, даже когда я лишилась верхней детали своего сценического костюма.

Хорошо хоть не успела лишиться кое-чего другого.

Потом мы просто гуляли. Молча, взявшись за руки. Странно, белокаменные дорожки вели куда угодно, но только не к Слезам Юны. Тальден как будто намеренно обходил источник, а когда я открыла рот, собираясь сказать… Сама не знаю, что я там собиралась, но Скальде вдруг крепче сжал мою ладонь и попросил, дурманя своим уверенным, глубоким голосом, как самым сильным наркотиком, оставить все проблемы, всю недосказанность за пределами этого места.

– Хочу просто наслаждаться тобой, твоей близостью, – улыбнулся искренне и светло.

Сердце дернулось в груди и замерло, постукивая чуть слышно. Я бы все отдала, чтобы каждый миг и час своей жизни любоваться этой улыбкой. Чтобы он всегда был таким. Беззаботным. Безмятежным.

Моим.

Как же мне не хотелось быть той, кто сотрет ее с любимых губ. Это оказалось выше моих сил – лишить его (да и себя тоже) коротких мгновений радости и покоя.

Бесценных для нас обоих.

К тому же от моих действий по-прежнему зависело многое. Теперь вот еще и жизнь кьерда. Какой бы заманчивой в тот момент ни казалась идея броситься в омут с головой, в омуте этом могла утонуть я или кто-то, кто был мне дорог.

Потом мы сидели, жмурясь от солнца, на согретом его лучами валуне и любовались маленьким, будто игрушечным, прудом, по берегу которого, распушив хвосты, с величавой грацией расхаживали белоснежные птицы, очень похожие на павлинов. Скальде бросал в пруд камешки, и серая галька, отскакивая от кристальной глади, весело подпрыгивала, рисуя на воде круги. Я тем временем, просто из любопытства и чтобы не молчать все время, пыталась разобраться в хитросплетениях отношений Герхильдов и Хентебесиров и понять, что послужило началом их семейной вражды.

– Почему вы с князем не перевариваете друг друга?

– Не перевариваем?

– Недолюбливаете, в смысле, – поправилась быстро.

Его великолепие ответил не сразу. Усмехнулся чуть слышно, одними уголками губ, и проговорил с задумчивым видом:

– Наверное, вместе с родительской силой мы впитали и ненависть наших отцов. Оэдмаль Хентебесир, мой дядя, изначально хотел жениться на моей матери.

Такое же дурацкое имечко, как и у липучки-сына. Теперь понятно, откуда у Игрэйта это нездоровое ко мне притяжение: решил пойти по стопам родителя и позариться на чужую невесту.

– Но моя мать предпочла ему будущего императора. Хоть и боялась смерти, но любовь к отцу оказалась сильнее. – Очередной камешек, протанцевав над водой, с тихим бульканьем пошел ко дну. – Спустя год после свадьбы Оэдмаль попросил руки тети Лоаны. Отец был против этого брака, потому что считал, что таким образом князь пытается ему отомстить. Он не хотел отдавать Оэдмалю свою единственную сестру. Но дед, тогда еще правящий император, решил, что неплохо бы породниться с соседями, и отправил Лоану на отбор в Темнодолье. Так Ледяные породнились с Огненными. Наши отцы не примирились даже спустя годы. И мы с Игрэйтом вряд ли когда-нибудь проникнемся друг к другу родственными чувствами. Только не пока он мечтает о моей смерти и примеряет под себя трон.

– Мечтать не вредно. Но в случае его светлости – бесполезно. Ты женишься, разделишь со своей ари силу и… – запнулась, почувствовав нежное прикосновение к своему лицу.

Тальден заправил мне за ухо выбившуюся из косы прядь, а я, поддавшись мимолетной слабости, потерлась щекой о его ладонь, едва не замурлыкав от удовольствия, как самая настоящая кошка.

Но и эта ласка закончилась, и новый каменный снаряд заплясал над водой.

Развалины снова окутала тишина, нарушаемая лишь плеском воды, шелестом листьев и щебетом крутившихся неподалеку, явно подглядывавших за нами эйлиннов. Положив голову на плечо Скальде, вдыхая его запах, горечь степных трав и зимнюю прохладу, я наслаждалась этими умиротворяющими звуками и понимала, что с каждой минутой, проведенной с ним рядом, все больше в него влюбляюсь. А вместе с осознанием этого возвращались и страхи. Я снова боялась.

Боялась, что вскоре его потеряю…

* * *

– …Анна, ты что, уснула с открытыми глазами? – коснулась моей руки морканта, развеяв теплые воспоминания. – Что это с тобой?

– Просто задумалась.

Отвернулась к окну и сделала вид, что в этой жизни меня не интересует ничего, кроме Хрустального города, проплывавшего в прорезях припыленных штор. Столица тоже принарядилась и теперь сияла, как девица на выданье. Только не улыбками, а чистыми улочками, расписанными серебряными узорами оконцами, гирляндами из искусственных цветов, очень напоминавших цветы Арделии. Завтра по улицам растекутся хмельные реки, будет играть музыка, зазвучат тосты. За здоровье будущих правителей.

Портниха ждала нас ближе к полудню, а после ее сволочность собиралась наведаться к старому другу – серебряных дел мастеру эрролу Фриолю, дабы выклянчить у того с супербольшой скидкой какую-то мегароскошную парюру для меня (читай, для Фьярры), чтобы завтра все невесты и придворные дамы захлебнулись слюнями и позеленели от зависти.

Видите ли, из подарков тальдена командирше ничего не понравилось, а мое мнение Блодейне, как обычно, было по барабану. Хотя будь моя воля, я бы ограничилась одной булавкой, подаренной мне Скальде на ярмарке. Тем более она сочеталась с нарядом цветами: серебряный шелк и красный бархат.

Хорошо хоть, платьем ведьма осталась довольна, и, пока ехали через весь город от портнихи в ювелирную лавку, в кои-то веки Блодейна улыбалась. Сидела, сцепив на горностаевой накидке пальцы, и продолжала грезить о завтрашнем мероприятии:

– Уверена, ты затмишь всех красавиц империи! Даже эту, как там ее… ту рыжую графиньку, что в последнее время ублажала его великолепие. Но видно, чем-то она ему не угодила, раз теперь ее не слышно, не видно.

У Блодейны дар трепать мне нервы, давить каблуком на самое больное место. Пусть и не нарочно, но от этого как-то не легче.

– Будешь у меня самой красивой, – тем временем журчала ведьма.

– Еще скажи, самой счастливой…

Морканта, казалось, не слушала, болтала без умолку о всяких глупостях. О том, как сильно соскучилась по своей Фьяррочке-мерзавочке, по ее светлым улыбочкам и звонкому, как колокольчик, голосу.