— До чертиков! А вот увидел новые лица, и сразу на душе посветлело.

— И вы, значит, банкир? Банкир, едущий с Сахалина? И что же вы делали в этой дыре?

— Открывал банк.

— Банк? — искренне удивилась девушка. — Зачем?

— Как — зачем? — искренне рассмеялся Крук. — Зарабатывать деньги! Россия — бескрайняя страна, и только успевай подбирать то, что плохо лежит!.. Особенно, как вы выразились, в дырах. За Сахалином, за Камчаткой, за Дальним Востоком — будущее России, и надо успеть ухватить свой кусок!

Михелина с интересом смотрела на собеседника.

— Ухватили?

— Более чем! Вернусь в Одессу, полгода прокантуюсь, подготовлю кое-какие бумаги и снова на Сахалин. Деловых людей туда слетается, как воронья!

— Ну да… А вы — главный из них. Вороненок.

— Возможно, — не оценил шутку банкир. И заметил: — Вы, мадемуазель, простите, не представились. Позвольте узнать ваше имя?

— Без проблем, — улыбнулась та. — Ангелина.

Мужчина чопорно приложился к ее протянутой ручке.

— Очень приятно. Вы здесь с маменькой?

— Еще и с папенькой. Мы путешествуем всей семьей.

— На Сахалине у папеньки тоже дело?

— Да, он владеет горнорудной компанией.

— Которой? Я все компании знаю наперечет!

— Опять же не ко мне. Я всего лишь дочь — избалованная и вечно маленькая.

— Вы совершенно очаровательны.

Михелина кокетливо посмотрела на банкира.

— Желаете приударить?

— Ну, если маменька позволит, — позволил себе пошутить Крук, не сводя с девушки черных глаз.

— Маменька, может, и простит мое кокетство, а вот папенька от ревности способен натворить глупостей.

— Он вас ревнует?

— Люто. Как дочь.

Банкир помолчал и вдруг произнес:

— Знаете, не могу отвести от вас взгляда. — Было видно, что он искренен.

Михелина с удивлением вскинула брови.

— Что с вами, господин банкир? Окунитесь в океан, и все пройдет.

— Не думаю.

— Это от длительного путешествия. Дам здесь мало, приударить особенно не за кем, вот и решили испытать меня на глупость.

— Вы обручены?

— Пока нет.

— Познакомьте меня с отцом!.. Я состоятельный и серьезный господин, несмотря на возраст.

— Вы таким образом охмуряете всех девиц?

— Я предельно искренен, мадемуазель. В Одессе увидите мои возможности и все поймете.

— Но отец мой тоже не из бедных.

— Тем более. Мы легко поймем друг друга. У нас могут возникнуть общие дела. Прошу вас, познакомьте.

— Прямо здесь, на пароходе?

— У нас впереди длинный путь. Мы можем обговорить многие вещи.

Михелина капризно тронула плечиками.

— Думаю, не стоит… Кроме дурного характера, он сейчас страдает еще зубами.

— Цинга?

— Да, он пробыл на Сахалине довольно долго и запустил здоровье.

— Ангелина, милая… — Крук взял в руки ладони девушки. — Я помогу ему… В Одессе у меня отличные стоматологи!

Вдали показалась Сонька. Михелина отстранилась от банкира.

— Маменька…

Он оглянулся, серьезно предложил:

— Если позволите, я ей все изложу.

— Не смейте! Если вы это сделаете, меня больше не выпустят на палубу.

Воровка подошла, кивнула дочке, игнорируя мужчину.

— Есть разговор.

— Ваша Ангелина — совершенное чудо, — произнес банкир. — Я фактически влюблен.

— Не вы первый, не вы последний, — холодно заметила мать.

— Позвольте откланяться?

— Позволяю.

Крук ушел — прямой, достойный, неторопливый.

Сонька, проводив его взглядом, повернулась к дочке.

— Так ты теперь у нас Ангелина?

— Первое, что пришло в голову. Желает познакомиться с папенькой.

— С каким папенькой? — не сразу поняла воровка.

— С Михелем.

— Зачем?

— Хочет просить моей руки.

Сонька грустно усмехнулась.

— Лучше не надо. Тогда нас точно высадят с парохода. Прямо посередине океана.

К ним подошел старший помощник, спросил:

— О чем беседовали с господином Круком?

— Женихался, — с улыбкой объяснила Михелина. — Он действительно банкир?

— Банкир, мается от скуки, одиночества. И от денег.

— Помочь от них избавиться? — Миха с насмешкой смотрела на Ильичева.

— Если вам удастся, — пожал тот плечами. — А вообще лучше держитесь от него подальше. Человек он странный, непредсказуемый.

Ефим Львович Губский был чем-то сильно озадачен: ходил из угла в угол комнаты, покусывая дужку очков и постоянно откашливаясь.

Присутствующие здесь барон Красинский, Ирина и еще два господина — Емельян Гудков и Вениамин Портнов — молча наблюдали за ним, ждали, когда он скажет.

Губский остановился, уставился красными от недосыпа и чахотки глазами на сидевших, вдруг взмахнул рукой и раздраженно заорал:

— Ни черта!.. Ни черта не делаем! Аресты участились, сотни столыпинских вагонов увозят наших товарищей в ссылку, сыскные службы работают жестко и беспощадно! А что мы предлагаем в ответ? Ни-че-го! Удары — беспощадные и результативные — вот что нужно! Каждую неделю — взрывы! В каждом городе — бомбы! Убивать и убивать! Все это раскачает империю и даст нам возможность уничтожить ее! Дотла! До серого пепла!

Губский закашлялся, вытер несвежим платком рот, вернулся к столу.

— Есть предложение послать властям внушительную черную метку, — предложил тучный, с одышкой Портнов.

— Опять болтовня. Можно конкретнее?

— Можно. Вы, Ефим Львович, обмолвились о сыскных службах. Уже более полугода сыскное управление Департамента полиции возглавляет князь Икрамов. С его приходом на это место ожидалось, что сыск развалится окончательно, однако случилось нечто противоположное. Князь по крови и натуре — господин жестокий, армейский, беспощадный. Кавказец! И сыск стал работать не только эффективнее, но и беспощаднее. Вот я и предлагаю послать сыску черную метку.

— Покушение на князя?

— Да.

В комнате стало тихо. Ефим Львович снова обвел взглядом сидящих.

— Мы с Вениамином просчитали эту схему, — произнесла Ирина, кивнув на Портнова, — она у нас не вызвала никаких противопоказаний.