Отвяжем! А скажи – где Томак-мурзу последний раз видал? Чего он делал?

– Неделю назад пригнал Токмак в Ор пять тысяч ясыря, я сам там с ним был – немного устало ответил Пуховецкий – А потом отъехал в ханскую ставку, когда хан в поход собирался. Сейчас уж, я думаю, вышли они из Крыма, идут на ляхов с Богданом Михайловичем. А может, и вам к ним пора?

Ногайцы с уважением взглянули на Ивана, а затем еще раз переглянулись.

– Скажи, почему ты отбился от войска? Ты же есаул, не казак простой? – поинтересовался толстый татарин.

– Отправил нас Богдан Михайлович, два полка, с юга ляхов охватить, да ляхи пронюхали и пятью хоругвями нас самих прижали. Я сам едва от того побоища спасся, прикинулся мертвым. Всю одежду да доспехи с меня содрали, и в степи оставили. А потом, как ушли ляхи, я ускакал на коне, а потом и он пал. Бродил-бродил по степи, пока силы были, а потом Богу помолился, да и лег умирать… Вот там-то вы меня и нашли. Вас-то как звать, братчики?

– Сагындык! – с готовностью отозвался худой ногаец.

– Чолак – неохотно пробормотал его товарищ.– Отвяжи его, Сагындык.

Сагындык с готовностью подбежал к Ивану и перерезал ремни. Пуховецкий принялся с удовольствием разминать почти потерявшие чувствительность запястья.

– Есаул, ты наш гость! – сказал Чолак с церемонным широким жестом, как бы приглашая Ивана – Здесь сиди, не ходи никуда. Сагындык, пригляди – строго добавил Чолак и скрылся в кустах.

Иван опустился на траву и обратился к Сагындыку:

– Саган, друг дорогой, а не найдется ли у вас трубки, или просто какого тютюну? А уж оковытой если бы выпить – то просто душе спасение…

– Сейчас, сейчас будет все, есаул! – просияв лицом, ответил Сагындык, Ногаец с трудом скрывал детскую радость в ожидании возвращения товарища. И тот не подвел: Чолак, появившийся вскоре, едва мог идти под грузом еды, выпивки, табака и музыкальных инструментов, которые он тащил на себе. Через плечо его свисала закопченная оленья или кабанья туша, в каждой руке красовалось по глиняному кувшину, а на изрядном животе болталась из стороны в сторону большая домра. Подойдя, Чолак с облегчением опустил свою ношу на траву, вынул откуда-то небольшую баранью шкуру, расстелил ее, и широким жестом предложил Ивану располагаться. Тот, с подобающей есаулу высокомерной сдержанностью, расположился на овчине. Оба татарина по-свойски уселись рядом. Подозрительный вначале Чолак излучал теперь добродушие, а Сагындык от полноты чувств даже приобнял Ивана.

– А что, братчики, куда теперь путь держите? После похода отдыхаете, или в поход собираетесь? – поинтересовался Иван. Сагындык нахмурился и немного отшатнулся от Пуховецкого, а Чолак сделал жест, означавший, видимо, что подобные деловые разговоры неуместны на пирушке старых друзей, или их, во всяком случае, следует отложить до того времени, когда друзья насладятся вином и музыкой. Чолак протянул Ивану большущий кувшин с напитком, который Пуховецкий сразу не распознал по запаху. Из кувшина пахло немного молоком, немного овсом, пахло и какими-то травами, а в целом все это сливалось в аромат гораздо более приятный, чем все, что обонял Иван после своего пробуждения. Пуховецкий знал, что ногайскую еду и выпивку не всякий желудок переварит, но все же сделал большой глоток из кувшина, и по телу его разлилось приятное тепло. Мир вокруг стал гораздо добрее и приятнее, многочисленные тяготы Ивана остались где-то далеко позади. Оказав честь гостю, оба ногайца тоже от души приложились к огромному кувшину, под весом которого хилый Сагындык чуть не опрокинулся наземь. После этого Чолак извлек из принесенной им кучи вещей три глиняные трубки, засыпал в них табаку, умело поджег их, вытащив из рукава небольшое кресало, и отдал одну из них Ивану с вежливым поклоном. Ногайцы с блаженным видом затянулись и надолго замолчали – в степи не принято торопиться, да и толку от этого нет. Пуховецкий же решил, что не будет нарушать молчание и дождется, пока хозяева решат развлечь его беседой. Ему и самому не хотелось портить эту приятную минуту. Пасмурные дни летом в степи редки, а потому особенно хороши. Кажется, что в ежедневном сражении с солнцем наступило затишье, которое сам Бог велел использовать для неторопливого отдыха и приятного общения. Все трое, уроженцы или давние жители степи, одинаково хорошо это чувствовали, а потому с полчаса сидели молча, пуская дым из трубок и любуясь неяркой красотой окружающих деревьев и кустарников. Наконец Чолак отправил еще раз кувшин по кругу, с наслаждением сделал длинную затяжку, и не торопясь, со значением, произнес по-русски:

– Мы, есаул, позавчера москаля били. Случайно совсем нашли. Нам сейчас на запад дорога, скоро в поход идем. Пока здесь, у Днепра стояли: коней накормить, самим отдохнуть – ничего не хотели в бой ходить. А тут глядим – москали едут, да богатые!

Сагындык с воодушевлением закивал головой, подтверждая слова товарища.

– Так что же, думаем, будем его, москаля, упускать! – продолжал Чолак – Пождали, пока москаль ужином вечерять станет, да и по темноте взяли их со всех сторон. Ой, есаул, видит Аллах – уж очень много народу у них положили, да простит нам Аллах наши грехи. А добра взяли – не сосчитать. Золото, меха, девки… Теперь обидно и в поход идти – надо бы в Кырым или Аккермень, добычу отдать. А нельзя.

– А и был у них батир! – вступил в разговор Сагындык, владевший мовой куда хуже Чолака – Такой был злой, лютый москаль – покарай его Аллах. Худой, слабый совсем, а куда не пойдешь – везде он. Саблей махнешь – а он пропал, как не было. Шайтан! Едва мы с ним управились, Аллах помог. – Сагындык истово провел несколько раз ладонями по щекам.

– И что же, убили шайтана? – поинтересовался Пуховецкий.

Ногайцы замялись и начали переглядываться, из чего Иван понял, что шайтан-батир ускользнул из их рук, скорее всего, вместе с большей частью других москалей.

– Совсем-то не убили, есаул – ранили малость. Сам шайтан его душу берег, гори она в аду, и пусть его кожа меняется тысячу раз! А других москалей мало, что не всех побили! Все взяли, все: золото взяли, меха взяли, всех девок взяли!

Иван понимающе закивал головой. Так вот они – те, благодаря кому удалось ему уйти из рук московского посольства. Не красиво, да спасибо. Скорее всего, нападение ногайцев не увенчалось большим успехом, иначе были бы они уже на Перекопе с добычей, а не слонялись у порогов Днепра. Но главным их успехом было освобождение