я закончила войну. Я держала сына на руках, когда он вздохнул впервые, и так же я держала его, когда он испустил свой последний вздох. Мой единственный возлюбленный, Царь Без Лица, обезумел из-за смерти сына, и я изгнала его из Зирана, чтобы он не разрушил дела всей моей жизни.

Они возвратились в подземный покой. Карина едва не падала в обморок из-за вихря вращавшейся вокруг нее магии. Раньше она полагала, что знает историю жизни Баии Алахари, но то, чему ее учили, оказалось лишь наивной сказкой о том, как добро побеждает зло.

Настоящая история ее прародительницы была трагедией двух девочек, разделенных предательством. Последовавшее за этим предательством насилие было столь велико, что даже тысячу лет спустя его призрак преследует их потомков. Теперь Карина знала, почему ее тянуло к Малику с их самой первой встречи: их сближало проклятие, возникшее в тот миг, когда ее праматерь решила, что ее жизнь ценнее, чем жизнь праматери Малика.

– Я убила сына. Это убило меня, но я убила его. И ты сегодня стоишь передо мной только потому, что я сделала этот невозможный выбор. Вот что я знаю о самопожертвовании.

В ее словах слышалось нечто большее, чем горе, чем ярость. В них была ясность сознания, острая, как лезвие заточенного ножа, и у Карины не было оружия, которое могло бы отразить ее.

– Каждая девочка хочет быть царицей, но мало кто понимает, что царица по своему положению обязана совершать такие вещи, на которые никто не готов решиться. Если ты завтра убьешь Фарида, то ничего не достигнешь, потому что гнев Великой Матери все равно уничтожит вселенную. Если ты искренне любишь этот материк и обитающих на нем людей, то отвернешь взор от мелочной вражды и обратишь его на настоящую беду.

Баия приложила ладонь к груди Карины, к шраму, оставшемуся от кинжала Малика.

– Кровь моей крови, плоть моей плоти, сейчас я уйду, но выслушай меня: придя в это святилище, ты ничего не нашла на алтаре, потому что искомая тобой сила уже внутри тебя. Истинный путь в том, чтобы никогда не забывать, кто нуждается в тебе больше всего на свете.

Карина снова заплакала, хотя и знала – почему. На Баию, словно белая метель, опустились бабочки, а когда они взлетели, ее уже не было.

Несколько минут Карина смотрела на пустое место, где только что стояла ее праматерь.

А потом упала на колени и стала бить кулаками в пол и кричать от бессильной ярости, зная, что ее не услышит никто, кроме богов.

27. Малик

Взрыв отбросил Малика назад. Он тяжело упал на спину, голову пронзила боль. Несколько минут от лежал, приходя в себя. Возле северной стены раздался еще один взрыв, и криков и стонов боли вокруг стало еще больше. Пол под ним дрогнул, будто при землетрясении.

Вставай, Малик! – крикнул Идир. Мир перед глазами вращался и был окрашен в красный, но Малик поднялся на ноги и огляделся.

В коронационном зале царил хаос. Половина тех, кто не пострадал от взрывов, пыталась вытащить выживших из-под завалов, другая половина – покинуть зал. Но двери, должно быть, чем-то подперли снаружи, потому что возле них собралась целая толпа, а они все не открывались.

Малик стал искать глазами сестер, но поднятая взрывом пыль укутала все вокруг, и он ничего не мог различить. Что, если их убило при взрыве? Или затоптали бегущие? Или…

Сейчас не время паниковать. Действуй быстро и решительно – и, может быть, останешься в живых.

Морщась от звона в ушах, Малик кивнул и быстро соткал для себя невидимость. Как только она обволокла его, он вызвал в ладонь призрачный клинок и, тяжело переставляя ноги, начал спускаться по раскуроченной взрывом лестнице.

Везде его встречали разрушение и страдание. Он бежал мимо людей, чьи ноги были раздавлены камнями, мимо детей, лежащих на полу с разорванной грудью. Гордые аристократы, которые совсем недавно при полном параде шествовали в коронационный зал, руками откапывали близких из-под завалов. Малику стало стыдно, что он не помогает жертвам взрывов, но одна-единственная мысль властно гнала его вперед.

Найти Лейлу. Найти Надю.

Он наконец увидел сестер – вместе с представителями наиболее родовитой знати они стояли рядом с возвышением, с которого Ханане обращалась к собравшимся. Их окружали вооруженные люди в масках. Напавшие велели им опуститься на колени, и все подчинились – все, кроме одного мужчины, который взревел, словно загнанный в угол лев, и бросился на ближайшего нападавшего. Мелькнул клинок – и рука непокорного отлетела в одну сторону, а тело в другую. Другой мужчина попытался подползти к павшему, чтобы помочь, но был убит ударом копья в спину.

– Никому не двигаться! – крикнул один из нападавших. В нос Малику ударил резкий запах крови, и ему пришлось сосредоточиться, чтобы не распалась скрывавшая его пелена невидимости. Лейла прижимала Надю к себе, в глазах ее застыла ярость. Слава Аданко, хоть они и были с ног до головы покрыты пылью, но остались невредимы.

Но где Ханане?

Малик крадучись продвигался вперед. Он старался дышать как можно легче, чтобы не привлекать к себе внимания. Фарид, подняв руки над головой, стоял перед двумя массивными, словно быки, мятежниками, которыми командовала немолодая женщина. Он с ненавистью смотрел на вторую женщину – та, схватив Ханане одной рукой, держала кинжал у ее горла.

Малик удивился. Он узнал этих женщин – не по их виду, но по живущему в них эху их погибших сыновей.

Мвани Зохра и Мвани Адама. Матери Дрисса и Тунде.

Мвани Зохра, мать Дрисса, крикнула:

– Яема, северный вход перекрыт?

Нет, он ослышался. Не могла же она сказать…

Мятежники расступились и пропустили к матери Дрисса девушку, которая спускалась с Маликом в некрополь, которая составляла ему компанию на протяжении последних нескольких недель. На ней не было ни царапины, в руках – лук, за плечами – стрелы, в глазах – решительный блеск.

– Да, тетя, и мы сейчас занимаемся южным входом, – сказала она. От ее трогательной неуклюжести не осталось и следа. – Собранные мной сведения о распорядке караулов оказались исключительно полезными.

Мой двоюродный брат был единственным, кто меня поддерживал, но его… больше нет с нами.

Почти все мои родственники живут в Старом городе, и наши потери не так ужасны. Честно говоря, они все еще так поглощены оплакиванием моего двоюродного брата, что не удивлюсь, если они не заметили того, что половина Зирана лежит в руинах.

Все это время Яема говорила о