- Ты боишься, ты чего-то там не хочешь, ты братажалеешь, ты за него беспокоишься, переживаешь. Всюду одна только ты. А он-тогде? Где твой Андрей? Он-то сам чего хочет?

- Страдать он хочет, вот что. И жертвовать.

- Так и пусть себе страдает и жертвует. Это егожелание. Это его выбор. И тебе придется этот выбор уважать. При всей твоейгорячей любви к брату и привязанности к нему у вас жесточайший конфликт. Либоон живет так, как ему нравится, и ты при этом страдаешь, потому что умираешь отжалости к нему, либо он наступает себе на горло, но ты счастлива.

- И какой же выход?

- Да элементарный, Элка. Пусть твой Андрей живет так,как ему нравится, вот и все дела.

- А я как же? Я же с ума сойду, переживая за него…

- А ты не сходи. И не переживай. Это был твойсобственный выбор: страдать от жалости к брату. Или уважай свой выбор, скажисебе: это мой собственный выбор, никто меня не заставлял страдать, я сама себеэто выбрала, я это люблю, мне это нравится, и я буду жить с этим всю жизнь, илискажи себе: нет, мне это не нравится, я этого не люблю, это был ошибочныйвыбор, и больше я его не делаю. Или - или. Твой брат сделал свой выбор -страдать. И он с этим живет и никому, как я понимаю, не жалуется. Ведь нежалуется?

- Да нет, - подтвердила Аля, - не жалуется.

- Вот видишь. Он сделал свой выбор и уважает его. И тыпрояви уважение. Это тебе со стороны кажется, что брату плохо. А ему-то как разотлично. И не нужно за него переживать. Человек, который сделал такие деньги,как Андрей, уж как-нибудь понимает, что ему нужно в жизни и чего не нужно,можешь мне поверить. Не надо за него думать. Ты за себя думай.

- Но я не могу перестать его жалеть, Наджар, - жалобнопроговорила Аля. - Он для меня навсегда остался маленьким птенчиком, ласточкоймоей, котенком. Что я могу с собой поделать?

- У-у, Элка, вот с собой-то мы как раз можем сделатьвсе, что угодно. Это с другими людьми мы не можем ничего сделать, да и не нужноэто, а с собой - все, что угодно. Ты хочешь перестать его жалеть или не хочешь?

- Хочу, конечно.

- Не ври, - он строго посмотрел ей в глаза. - Ты хочешьсовсем другого. Ты хочешь, чтобы твой брат вел себя так, чтобы тебе не было егожалко. Вот чего ты на самом деле хочешь. Ты хочешь, чтобы кто-то, в данномслучае - твой Андрюша, что-то для тебя делал. А я тебя чему учил? Что никто необязан ничего для тебя делать. Человек существует на этом свете вовсе не длятого, чтобы быть кому-то приятным и удобным. Научись уважать людей такими,какие они есть сами по себе, безотносительно к тому, удобно тебе это илинеудобно. Андрей - такой, какой он есть, - тебе неудобен, хоть ты его и любишьдо безумия. Так это, девочка моя, твои личные проблемы. Это тебе неудобно,понимаешь? А ему отлично. И тебе надо не с Андреем что-то делать, а с собой, сосвоим отношением к нему. Перестань хотеть от брата, чтобы он вел себя и жилтак, как тебе приятно. Начни хотеть от себя самой. Загляни в себя поглубже испроси, действительно ли ты хочешь перестать его жалеть или нет? И если да, топросто перестань. И все.

- Думаешь, это так просто?

- Я не думаю. Я знаю. Знаю, что это невероятно трудно.Но жить постоянно в жалости к человеку и в страхе, что его что-то можетрасстроить, точно так же трудно. У тебя есть выбор, Элка. Или одна трудность,или другая. Кстати, нам ехать-то не пора?

Она посмотрела на часы. Без четверти час. Пожалуй, пора.

Машина - темно-синие «Жигули» с тонированными стеклами -стояла напротив соседнего подъезда.

- Сама за руль сядешь? - спросил Назар Захарович.

Аля отрицательно покачала головой.

- Давай лучше ты. Знаешь, меня так давно никто невозил… Всегда сама за рулем, всегда всех везу. И вообще, всегда сама… Надоело.

- Это правильно, - скрипнул усмешкой Бычков.

К дому, где жили Лозинцевы, они подъехали через двадцатьминут. И сразу увидели Дину. Девушка медленно шла вдоль дома, дошла до угла,развернулась и пошла в обратную, сторону. Прошла мимо машины, в которой сиделиАля и Назар Захарович, дошла до противоположного угла, снова развернулась…

- Чего она тут ходит? - спросил Назар Захарович. - Ждеткого-то?

- Сама не пойму. Давай еще посмотрим. Может быть,кто-то должен подойти, и дальше они пойдут вместе.

Но ничего не происходило. Время шло, Дина ходила,взад-вперед вдоль дома, иногда заворачивала за угол и снова появлялась минутчерез пять-семь, на часы не смотрела, по сторонам не оглядывалась, так чтосовсем не похоже было на то, что она кого-то поджидает. Постепенно походка еестановилась все более грузной - она явно устала.

- Наджар, - вдруг потрясенно прошептала Аля, хватая егоза руку, - она никуда не ходит. Она просто гуляет по ночам. Рядом с домом,потому что страшно. Господи, бедная девочка! Она так хочет, чтобы ее любили,чтобы на нее обратили внимание, чтобы за нее волновались, заботились о ней! Онаходит в жутких балахонах, слушает чудовищную музыку и несет мистическую ересьне потому, что ей это нравится, а потому, что хочет привлечь к себе вниманиеАндрея. Пусть бы он начал волноваться, разбираться, что это за учение онапроповедует, вести с ней душеспасительные беседы об опасности сект. Пусть быругался, запрещал, орал, да все, что угодно, только проявлял бы своенебезразличие к ней. Она так понимает любовь. Сейчас поздно, разбираться,откуда у нее в голове такие представления появились, надо просто с этимсчитаться. Любит - это когда обращает внимание и беспокоится. Все остальноеназывается «не любит». А Андрей не обращает внимания и не беспокоится, потомучто ему не до этого, ему надо деньги зарабатывать. Я обращаю внимание, но молчу,беспокойства не проявляю, и главное - Андрею не говорю, чтобы его не волновать.А для Дины это означает «не любит». Тогда она стала уходить по ночам. Чтобыхоть как-то заставить Андрея переживать за себя. Но она делает это достаточнотонко, то есть не уходит, пока отец не уснет, давая тем самым мне понять, чтохотела бы от него это скрыть. А я, как дура, на это повелась и действительноничего ему не сказала, чтобы он не расстраивался. Она боится, что я увижу, какона ходит вокруг дома, и пойму, что в ее поведении нет тайны и вообще ничеготревожного, поэтому исчезает, когда меня нет, и старается вернуться до моегоприхода, но так, чтобы я непременно заметила, что она уходила. А позавчера онаиспугалась, что я видела, как она тут вышагивает… Боже мой, Наджар, ну почему ятакая дура, а? Почему я такая слепая? Почему не вижу очевидных вещей?

Аля не замечала, что по ее лицу катятся слезы.

- Ведь я понимала, что Динка боится остаться одна, но ядумала, что она хочет всех нас зажать в кулак, чтобы мы дернуться не могли. Аона всего-навсего хочет обратить на себя внимание…

- Погоди, - Назар Захарович ласково сжал ее плечо, - нуЭлка, ну хватит рыдать-то! У меня идея появилась.