Нет, не то.

Через какое-то время я купил Динкне козу и козла за 65 долларов, но был не уверен в выборе, потому что козел, которого выбрала мама Динкне, был годовалым сыном этой же козы.

Я сказал переводчику, чтобы он объяснил, что она не должна позволять сыну оплодотворять мать.

Все эфиопы подумали, что это крутая пошлая шутка, и засмеялись.

Это не было смешно. «Если хотите, чтобы коза родила здоровых козлят с хорошим мясом и молоком, – не скрещивайте мать и сына».

К сожалению, через тысячу лет выращивания коз, овец и коров и несколько лет с тех пор, как USAID, CARE и Heifer International учили эфиопских фермеров базовым принципам скрещивания животных, они ничего не поняли и остались в этом плане необразованными.

Когда переводчик сказал маме Динкне, что она не должна спаривать козу с ее сыном, но должна спаривать ее с козлом соседа, она была озадачена. Когда я попросил его объяснить ей, что дело было в разнообразии ген, она поняла это так, что я хочу построить большой бассейн, где смогут плавать люди в джинсах. Не спрашивайте, как она до этого дошла.

Когда ChildFund отправил меня на экскурсию по школам, я начал понимать суть проблемы. Детей там не учат думать, запоминание и пересказ – вот все, что они делают. Они заучивают факты и определения, формулы и таблицу Менделеева, но их не учат решать задачи, создавать, смотреть вперед, продумывать.

Этот недостаток есть у многих африканцев, от самых бедных водителей до высших чинов. Водители, например, не могут понять, что, если они едут на темном автомобиле без рефлекторов и он ломается ночью, в него врежутся другие машины, потому что дороги узкие. Однако они просто ставят на дороге два темных камня. Правительство тоже не умеет продумывать ходы, как, например, в контракте с китайцами, которые буянили по всей Европе, покупали всю нефть, минералы и землю, которую можно возделывать. В обмен на это африканцы обычно просят разработки инфраструктуры, но забывают, что кто-то должен будет этим заниматься. В результате на всем континенте у них есть китайские дороги, которые разваливаются через три года, железные дороги, которые часто ломаются, и фабрики, на которых никого не научили работать. Такое неумение заглянуть вперед – это бич всей страны. Они уверены, что нет смысла планировать, потому что, как только наступит засуха, или кто-то нападет, или появится новый диктатор, начнется революция, восстание племен или еще что, все планы исчезнут и смысла иметь не будут.

Перед тем как уехать от Динкне, я поехал с ним в ближайший город и купил ему новую одежду, хотя его очень привлекли мои штаны с принтом. На протяжении нескольких лет они протирались от колен до карманов, и я чинил их скотчем внутри и снаружи, надеясь, что они еще немного проживут. Скотч так сверкал, что я был похож на робокопа.

В этом были и свои достоинства – когда мы ехали обратно в Аддис, я остановился купить продукты в придорожном магазине. Хозяин взял с меня меньше денег, чем с обычного туриста. Как сказала одна дама, стоявшая за маленьким озером в Великой рифтовой долине, продав мне восемь килограммов помидоров за примерно два доллара: «Мы думаем, что, если какой иностранец носит такую одежду, он, наверное, беднее нас». Торговцы клубникой на том же рынке были удивлены и впечатлены, когда я вежливо, но твердо настоял на возвращении мне сдачи в размере одного бирра (6 центов). «Мы думали, – сказал продавец, – что все белые богаты и не думают о сдаче». Не верю, что это хорошая ролевая модель, поэтому я сделал все, что мог, чтобы это изменить.

На рынке я увидел, что при выращивании арбузов они проявляли то же незнание простой генетики, как и с козлами. В арбузах было так много семян, что есть их невозможно. В эволюционной битве выигрывали арбузы, у которых было больше семян, поэтому так и получалось – а на самом деле фермеры должны были выбирать для посадок зерна из тех арбузов, что были сочными и вкусными.

Мы не смогли прочитать достаточно о политике в Эфиопии, потому что страной управлял суровый аристократ, умерший, пока я писал книгу, и его марксистско-маоистская группа, которая была против свободы прессы. Правительство недавно выслало репортеров из The New York Times и The Washington Post, и в результате мой друг, Питер Хайнлайн из «Голоса Америки», оказался единственным бесстрашным и непредвзятым журналистом в стране, что сделало его по-своему знаменитым. Его не посадили только потому, что он был женат на очень важной даме – датском после.

Когда я вернулся в Аддис, я подобрал Эндрю, который так и не вышел из комнаты за два дня моего отсутствия. Мы полетели в Нджамена, чтобы уже наконец попасть в Чад.

Мы с Эндрю не пробыли в Чаде и минуты, как началось вымогательство – это одна из самых коррумпированных стран мира. Пограничник проштамповал наши паспорта и сказал нам отправиться к его коллеге на другой стороне зала, где офицер в форме потер пальцами и сказал: «Деньги, деньги, деньги». Он попросил у Эндрю 50 баксов – платите или оставайтесь в аэропорту. Эндрю дал ему денег, даже не возмутившись, что для него было странно.

Когда офицер попросил у меня 50 долларов, я на французском сказал, что уже заплатил за визу. «Деньги, деньги, деньги», – он не был впечатлен.

Я сказал ему, что посол Республики Чад в США сказал мне, что мне не надо платить денег.

Он посмотрел на меня так, словно я был дурачком. «Деньги, деньги».

Я попросил его показать мне закон, в котором об этом написано.

Он посмотрел на меня так, как будто я специально делал что-то плохое.

Я сказал ему, что заплачу, только если он мне покажет официальный документ.

Он задохнулся от смеха и рассказал эту шутку двум своим коллегам, которые ждали его.

Я перевернул паспорт и показал на бизнес-карту, которая была у меня специально для этих целей убрана под обложку. На ней было изображение Белого дома и написано, что Альберт Поделл – партнер Обамы. Я сказал, что здание – мой дом? – был «La Maison Blanche dans Washington» (президент послал мне 10 таких карт в 2009 году, чтобы поблагодарить меня за то, что я пожертвовал денег на его предвыборную кампанию, и это было первый раз, когда я использовал их для чего-то, кроме заигрывания с дамами).

Цена упала до 15 долларов.

У меня было только 20 долларов, я отдал их офицеру и попросил сдачу. На это он очень сильно засмеялся и помахал рукой, чтобы я немедленно убирался.

Коррупция такого плана очень распространена в Африке. Это нечестно, распространено повсеместно и очень раздражает. Но ее можно обратить в лучшую сторону, что мы потом и сделали.

Чтобы получить визу в Чад, я забронировал ночь в очень дорогой гостинице Novotel La Tchadienne, одной из немногих, которая могла предоставить приглашение, которое было нужно для визы. Отель был ныне не так хорош, как в дни его славы, когда французские туристы сплошным потоком текли в Чад за песком и солнцем. Он был французским до мозга костей – в комнате было с десяток презервативов от фирмы «Благоразумие» со слоганом, отлично подходящим для места, страдающего от СПИДа: «Воздержание, верность или – Благоразумие».