был рад снова оказаться в Северном экспрессе, который вез меня обратно в Нью-Йорк. Но самый желанный момент приблизился, когда наступило лето, установилась неописуемая жара в Нью-Йорке, а я снова сел на немецкий пароход, чтобы вернуться на родину.

Путешествие длилось примерно три месяца и потом превратилось в прекрасное воспоминание. Наверно, оно принесло мне много полезного, но все же, повторяю, сама поездка едва ли того стоила. Америка тогда не была той страной, в которой увиденное могло многому научить. Она импонировала своей величиной и соответствующими масштабами производства продуктов и изделий, которое, правда, по крайней мере тогда совсем не было образцовым, особенно в сельском хозяйстве, о котором я лучше всего мог судить и которое было в сравнении с Германией примитивным. Повсюду были заметны существовавшие тогда нехватка людей и стремление заменить их машинами. То есть в практических вещах американцы, вероятно, нас превосходили, но сильно отставали в духовном смысле. Кроме того, все, собственно, импортировалось, если вспомнить о том, что белое население преимущественно эмигрировало из Европы, применяя и внедряя здесь свои знания. Здесь были большие немецкие колонии, целые части города населены китайцами, неграми в бесчисленных количествах, французами, англичанами, а также русскими; одним словом, Америка не произвела на меня впечатления единой страны, как мы к этому привыкли в Европе, где нации живут раздельно.

Итак, я плыл обратно. Корабль был переполнен, поскольку это было целое переселение народов, ведь приближалась открывавшаяся весной 1900 года в Париже Всемирная выставка. Во время плавания опять штормило, и мы с большим опозданием прибыли в Саутгемптон, где я сошел на берег, так как хотел еще пару недель побыть у моих родственников, семьи Шумахер. В Лондон я прибыл поздно ночью, и мне пришлось сначала остановиться в отеле. Мне предложили отель под названием «Кайзер». Следующим утром я позвонил дяде, который был не очень доволен моим временным жилищем и велел немедленно приехать к нему домой. Я прибыл в Лондон довольно потрепанным, пользуясь вещами, умещавшимися в одном чемодане. У дяди был большой образцовый английский дом. Хоть он и был выходцем из Германии, но полностью ассимилировался, став достойным англичанином.

Его семья состояла из жены, трех сыновей и трех дочерей. Первое, что он сделал, увидев меня, это отвел к своему портному и одел с головы до ног во все новое. В те времена англичанин, который полагал, что он чего-то стоит, выходил на улицу только в визитке и цилиндре. Особенно в Сити ничего другого не носили. Было заказано все, что приличествовало элегантному мужчине, даже красный фрак для верховой езды на охоте.

После того как я был одет и со мной стало возможным показаться на улице, дядя превратился в радушного хозяина. По утрам сначала совершалась поездка верхом в Гайд-парке, обычно впятером: он, три его дочери и я. Его конюшня демонстрировала отличный подбор превосходных скакунов. Потом завтрак, он ехал в свое бюро, а я был предоставлен сам себе и мог осваивать достопримечательности Лондона. Пополудни он часто выезжал со мной на спортивные состязания. Видный мужчина, в сером сюртуке и цилиндре, он выглядел очень импозантно. Фирма Вогау в Лондоне, которой дядя руководил, была филиалом нашей московской фирмы, пользовавшейся тут большим уважением548, и он хорошо ее представлял. Самостоятельные дела в Лондоне никогда не велись, выполнялись только заказы из Москвы.

Я познакомился здесь с английской семейной жизнью. Моя тетя, урожденная ирландка, не отличалась постоянным согласием с мужем, но блистала умом и хорошо выглядела. Два старших сына жили своими домами, присутствовал только младший, с которым я потом часто сталкивался в жизни. Чрезвычайно избалованный юноша, он готовился к работе в офисе, и тогда я с ним связи не поддерживал. А вот все три сестры были милые и простые. К трапезе дамы облачались в вечерние туалеты, мы, господа, были в смокингах, иначе нельзя было приступить к еде. Но обычно за столом было совсем не так официально, и особенно между братьями и сестрами царил тон, который совсем не оправдывал смокинги и утонченную обстановку.

В целом все, кроме Уолли, были со мной милы, предоставляя мне самому решать, что и как делать. Я и здесь вновь последовал своей привычке не очень интересоваться городскими удовольствиями, поэтому много бывал на природе в провинции, осматривая хозяйства арендаторов. Прежде всего я поражался чудесными породами животных, особенно овцами, свиньями и птицей. У дяди Эрвина было довольно большое имение недалеко от Лондона. Когда я был там, как раз построили новый дом. Как и у других помещиков, землей занимались арендаторы, а владельцы только охотились. Тут было особенно много кроликов, которые стали сущим наказанием, повсюду были их норы, они изрыли всю землю. Также здесь были фазаны, которых разводили в больших количествах, чтобы потом на них охотиться. В отличие от нас англичанин во время охоты любит прежде всего стрелять, тогда как мы в Германии, как и в России, гораздо больше радости испытываем от хорошей работы собак, от природы и от охоты по правилам. Англичане специально учатся стрелять, и, должен сказать, мои родственники смогли добиться огромных успехов в этом отношении. Здесь еще раз подтверждается поговорка: «Без ученья нет уменья», а учением английские охотники располагали при богатстве дичи, правда, специально разводимой, но имевшейся в избытке.

У меня была также возможность побывать в доме Шумахеров на балу. Приготовления заключались прежде всего в том, что дочери весь день ходили с завитыми волосами, чтобы вечером на балу они лежали красивыми волнами. Приглашены были все, кто хоть сколько-нибудь был известен и имел имя, и, само собой, друзья дома. Число приглашенных никак не зависело от количества свободных помещений. Но все прошло очень хорошо, потому что знатных гостей, когда они приходили, громко представлял слуга, стоявший в униформе в прихожей, затем они приветствовали хозяина и хозяйку дома и снова удалялись. Оставались только близкие знакомые, которые потом и танцевали. Главное в этих праздниках, чтобы на следующий день в газете сообщалось: «Присутствовал лорд такой-то… леди такая-то». В остальном же на этом балу все прошло очень просто.

Я всегда смущался в незнакомых обстоятельствах и в Лондоне также, видимо, не производил впечатление очень светского человека. Другие умеют лучше игнорировать условности, и помню, как по рекомендации из Москвы я посетил графа Стенбок-Фермора, зятя русского короля сахара Харитоненко549. Меня пригласили, поскольку я говорил по-русски. Сначала мы отправились на Тэттерсоллс, где постоянно проходили аукционы лошадей. Там мы задержались, пока не пришел граф. Думаю, мой дядя