Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Честно говоря, я почему-то был уверен, что Лангобард зацепится за это квадратное солнце и пустится в философское размышление на тему вторжения в обыденность чего-то странного, но его интересовало совсем другое: он усиленно и с каким-то даже надрывом, словно его жизнь висела на волоске, а он пытался закрепить её канатом, сплетенным из собственных слов, — рассуждал о несправедливости неожиданных Исчезновений. С большой буквы "И", потому что этот процесс был глобален: все без исключения исчезали неожиданно, без какого-либо предупреждения, но каждый в своё время, предписанное и необъявленное, за исключением тех случаев, когда люди принимали решение погрузиться в Свет или Тьму, — тогда они исчезали в Свете или Тьме, и это, как правило, происходило на глазах у Свидетелей, которые потом рассказывали об этом другим и отмечали произошедшее в своих отчетах. Исчезнуть в Свете и Темноте тоже означало — Исчезнуть, но в этом процессе была задействована воля исчезающих, к тому же, их Исчезновения происходили на глазах у многих свидетелей и неоднократно фиксировались. Трупов в привычном их понимании не существовало, люди всегда и неизменно исчезали до того, как стать трупами, насильственных смертей не существовало — днём с огнём здесь нельзя было найти ни убитых, ни убийц, — вероятно, они тоже исчезали, растворялись в воздухе без свидетелей, когда на них никто не смотрел, наступало такое мгновение, когда они выпадали из поля зрения наблюдателей, проваливались сквозь прохудившуюся под ними ткань пространства и уходили в тот мир, где любая смерть, в том числе и насильственная, — вполне закономерное явление, — там они умирали от болезней и старости, погибали от несчастных случаев, становились убийцами и убитыми. Но это лишь его, Лангобарда, предположение! Может, люди просто исчезали, проваливаясь в полное небытие, — не по собственной воле, а во Тьму и в Свет, — по собственной, вот и всё отличие, и там, и там — Исчезновение, только в случае с Темнотой и Светом приплюсовываются картинки, основанные на предположении, что в Темноте темно, а в Свете светло, — вот и всё, — другая информация о том, что находится внутри Света и Тьмы, полностью отсутствовала, туда периодически кто-то уходил, но никогда никто оттуда не возвращался, значит, обе эти Стены связаны с глобальным Исчезновением, просто обозначены символическими объектами, а вот настоящее Исчезновение, разлитое повсюду между Стенами Света и Тьмы, невидимо, не опознаваемо и непознаваемо, подобно воздуху, которым все дышат, но никто его не замечает.
— Вот ведь какая хитрая штука — это Исчезновение! — рассуждал Лангобард, и таких рассуждений у него становилось всё больше. — Оно лишает нас уверенности в том, что смерть существует. Ведь по большому счёту в мире настоящем, из нитей которого соткан наш мир, или из кусочков которого собран, или из обрывков которого склеен, смерть — одна из тех основополагающих вещей, в которых невозможно усомниться… Надеюсь, друг мой, ты не сомневаешься в том, что такой мир действительно существовал, но по какой-то причине был разрушен, разобран, разорван, — конечно же, огромная часть того, что его составляло, подверглось полному уничтожению, но многое было оставлено, в том числе правила, образы, понятия… Наш мир похож на подделку или поделку, собранную наспех из тех деталей, которые попались под руку строителю… Или, лучше сказать, реставратору….
— Сомневаюсь! — решил я, что сейчас гораздо полезнее будет говорить с Лангобардом откровенно. — У нас нет никаких фактов, подтверждающих, что существовал или существует ещё какой-либо мир, кроме нашего. Все, что с нами здесь происходит, реально. Все наши мысли абсолютно реальны, например, мысль о том, что за гранью Света и Тьмы существует другой мир или другие миры, а также мысль о глобальном Исчезновении. При этом Исчезновение — тоже вполне реальная вещь, существующая здесь и сейчас, в отличие от вашей так называемой смерти, которой в реальности мы не наблюдаем, ведь трупов-то нет… А вот Исчезновений — сколько угодно. Их существование неоспоримо.
— И я про то же! Исчезновение собой подменило смерть.
— Не согласен! Наш разум ничем не ограничен, поэтому в нём может появляться бесчисленное множество мыслей, даже самых фантастических, вроде смерти. Но лишь малая часть из них обретает возможность воплощения, остальные же так и остаются в нереализованном виде. Вспомните, что вы мне недавно сказали, на что меня хотели сподвигнуть….
Я встал перед понуро сидящим Лангобардом, перегородил ему вид на Реку и Стену Тьмы, даже слегка подбоченился и приготовился, не моргая, смотреть ему прямо в глаза, но он разглядывал землю под ногами, словно делал вид, как будто читает книгу, а сам блуждал по тёмным закоулкам своего сознания.
— Не понимаю, о чём ты…
— А я напомню. Недавно вы сказали, что мне придётся вас убить, чтобы стать вашим преемником. Разве вы этого не говорили?
— Говорил. И что? Вот же ты до сих пор не убил меня.
— Вы же знаете, что это невозможно. Скоро сами, естественным образом, исчезнете, подробно даме т… Решили и меня за собой утащить? Подлый поступок! Попытались пронести в этот мир мысль или, лучше сказать, идею об убийстве, прекрасно осознавая, чем это чревато. Зная, что вам так и так предстоит исчезнуть, вы и меня пытались втянуть в это…
— Ничего я не пытался. Просто предложил. Неужели тебе не хотелось бы на собственной шкуре проверить, что такое исчезновение? В какой момент оно совершается? На этапе принятия решения или в процессе, так сказать. осуществления задуманного? И можно ли его контролировать?
— Не хотелось бы! Сама по себе идея убийства находится в той