своего сына. В то же время он вырастил в нем холодного исполнителя своих дерзких и расчетливых злодеяний. И хотя Луд не был замешан ни в одной смерти честного люда, сам Испепелитель засыпал каждую ночь c мыслями, что от их деяний Великоземье не становится лучше. Владыка был невозможен в своих прихотях, его терпели слуги, стражи и больше всего сам Луд. За свое служение он так и не познал настоящую мужскую дружбу, женскую любовь и беззаботную жизнь.

В золоте он никогда не нуждался, Мерзослав всегда обеспечивал его, хоть и заставлял жить в крохотной комнатушке. Да и сам Луд был неприхотлив, не носил дорогие шелка и драгоценности, но любил хвастаться, что он правая рука одного из самых опасных прохиндеев Великограда.

Он ясно помнил, как был рад, что Владыка отправляет его надолго и далеко в Сэльму. Он даже отчетливо помнил, что несознательно все больше хотел, чтобы его покровитель уже был близок к смерти. И вот, его желание, которое он даже не признавал в голове, осуществилось. Смешанные чувства завладели Лудом. Он наконец почувствовал себя чуть свободнее, он может уехать и начать делать что захочется, например, научиться варить мыло. Или рисовать картины былых войн и сражений. Он многое повидал на своей службе Владыке и всегда с восхищением наблюдал, как другие люди могут творить. Похлебки из репы, стальные мечи, глиняные горшки, музыка на лютне, писания о древних битвах, выдуманные истории на страницах. Он может теперь и сам выбрать свой путь.

К тому же, у него появился собственный отряд, который верен ему. Он до сих пор не понимает, но Мирон, Амитас, Клясень и Глитус действительно верны ему.

Правда, все портит этот желчный зельевар Швеник. Там, в Светлограде, Луд был под защитой своего покровителя. Хитрый зельевар устроился в замок Мерзослава года два назад и никак не мог быть главным любимчиком, в отличие от выросшего на глазах Владыки исполнительного и покладистого Луда.

Но здесь, в столице Зеленолесья, после смерти их Владыки, он может впустить свой яд глубоко и надолго, доводя до безумия каждого, кого захочет устранить. А Луд был первым в его черном с зеленой окантовкой списке.

Однако думу Испепелителя прервал Амитас, вернувшийся на свое место. И тут же за ним пришел незнакомец, какой-то замученный молодой парень с тяжелым и страдальческим лицом. Руки его были изрисованы какими-то красными татуировками. И только приглядевшись, стало очевидно, что это такие порезы, образующие странные круги, овалы и линии, похожие на узоры икон в церквях Святого Алирана.

Не успел Амитас поделиться радостью от местных нужников, как все внимание приковал тот незнакомец. Видимо, он был из отряда, который соседствовал с ними. Оглядев присутствующих, он, никого не поприветствовав, достал из своих вещей цепь, сел коленями на пол и стал яростно хлестать себя по спине, прямо через рубаху.

- Эй-эй, друг! – подбежал к истязающему себя человеку Мирон, - День у всех плохой, но что ж ты так себя? Я только одного знавал, такого же любителя, который себя кипятком обливал, когда грешил. Однажды чуть не сварил себя, после того, как из самовара себя полил за то что посмел при священнике браниться.

Молодой мученик посмотрел красными страдающими глазами в веселые глаза Мирона. Затем стал снимать рубаху.

- Ты прав, незнакомец, я слишком слабо себя наказываю. Даже забыл снять рубаху. Да простит меня Святой Алиран за грехи мои!

Он еще пуще стал хлестать себя своей тонкой цепью, кровь стала сочиться из уже давних ран. Несколько мелких кровяных капель попало в лицо Мирону.

- Дуралей, давай прекращай, - рассердился Мирон и стал мешать мученику исполнять свое истязание, - Давай цепь, давай цепь!

К нему подошли Амитас и Клясень и стали помогать отобрать цепь, ведь странный парень яростно вцепился в инструмент своей казни.

Наконец, лишив того возможности себя калечить, Клясень усадил его на свободную кровать и велел надеть рубаху.

Чуть не плача, тот еле надел свою одежду, пачкая ее кровью и покрывало кровати. Смотря в пол, он все-таки иногда поднимал взгляд на сидящих с ним людей.

- Для начала представься и скажи кто ты здесь будешь, - лежа на кровати, сказал Луд, - И давай договоримся, что ты будешь искупать свои грехи в предназначенных для этого местах.

- Белотур, - утирая нос, представился тот, - Из отряда Красибора. Мы только что вернулись с задания. Наш вояка Добран подвел отряд, из-за чего теперь старшина Святодар нас накажет! Не смыть грехи наши, кроме как кровью своей нечистой!

- Подвел Добран, а страдаешь ты! – рассмеялся Луд, - Или вы все там такие? Смываете кровью своей все содеянное?

- Нет, только я прислужник церкви, только мне страдать за всех.

Затем явились еще трое, тот самый отряд, с кем предстояло соседствовать ближайший год отряду Луда. Судя по всему, пришли не все, так как вместе с Белотуром их было всего четверо, а по меньшей мере должно быть пять.

- О, вот и долгожданные соседи приехали, - обрадовался прибытию неловкий на вид зеленолесец, с большими усами, как у моржей с Алмазного моря, - Рад знакомству, я – Красибор.

Глава 59. Красибор и друже

На вид Красибор меньше всего подходил на человека, который должен находиться в Обитальне порядка. Скорее он рода тех, кто рыбачит на речке днями, из тех, кто занимается только мирными делами. Все его движения были неловкими и зажатыми, говорил он скромно и тихо, а глаза редко задерживались на лице собеседника.

- Луд, Хладнокровный Испепелитель, из Великограда, - не переставая лежать, представился новый сосед Красибора, - Рад знакомству.

- Я уже слышал про вас по приезду, - Красибор и его отряд потихоньку раскладывали вещи, которые брали на задание, - Говорят, опростоволосились вы знатно.

Лицо Луда резко изменилось. Не успели они познакомиться, как этот ничтожество стал унижать его!

- Кто опростоволосился? Я? – возмущенно спросил Луд, - Произошла маленькая неурядица, мы здесь первый день! Приехали в Обитальню порядка, а порядка пока тут вижу мало. У нас в Великограде, - он на мгновение помолчал, чтоб усилить значимость, откуда он, - Такие бардаки даже на базаре не наблюдаются.

- Да ладно тебе, - улыбнулся в свои мохнатые усы Красибор, - Вижу, мы с тобой одной породы. Из породы неудачников. Но я нас неудачниками не называю. Я бы сказал, что мы