– Вы не могли знать.

– Она никогда и ничего не делает просто так. Но мадам Арзе рассказала, что Евгения подумывает принять на себя заботу о Софи.

Я замерла. Теперь понятно, почему мадам Горинье так ухмылялась.

– Почему вы ничего мне не сказали?

– Решил, что это уже не имеет значения. Теперь, когда она не сможет ее забрать.

– Забрать? Вы серьезно?

– Через нее было бы легко управлять тобой.

Неожиданно перехватило дыхание.

– Это безумие. Не вижу рядом с ней ребенка.

– У нее есть сын.

Представить себе Евгению матерью в принципе сложно. Но еще сложнее представить ее матерью после того, что она сделала.

Я слегка приподнялась, заглядывая в лицо мужа.

– Они почти не общаются. Флориан с детства был поручен няням и гувернерам, а сейчас… думаю, он вспоминает о ней так же часто, как и она о нем.

Анри прикрыл глаза: жар, обжигающий через браслет, стал помягче. Да и сам он больше не напоминал голема из углей. Все сильнее вжимался в меня, возможно, даже не отдавая себе в этом отчет. Я еще немного подержала тьму и отпустила, позволяя потустороннему льду раствориться без следа, обняла мужа руками и ногами, потерлась щекой о щеку, прильнула к губам.

– Доброй ночи, – прошептала еле слышно и потянула валяющееся на полу одеяло наверх, укрывая нас.

Такой безумно долгий и страшный день…

А ночь уже на исходе.

Кажется, сегодня впервые за последний месяц буду спать как убитая.

Только оказавшись у подножия холма ле Туаре, что по-вэлейски скромно означает «великий», я смогла оценить замок с одноименным названием. Снизу виднелись его верхние башни и верхушки деревьев, пытающихся до них дотянуться, а дорога ко дворцу Эльгера вилась широким серпантином. Лошади преодолевали один поворот за другим, и казалось, что этот подъем не закончится никогда. Но все-таки подняться стоило хотя бы ради того, чтобы увидеть Ольвиж как на ладони, словно игрушечный или же макет из музея мира. Поблескивали в утреннем солнце крохотные крыши и колокольни, тонюсенькая ниточка Лане протянулась через весь город, разделяя его надвое. Обманчиво-близкий, ехать до него значительно меньше, чем от Мортенхэйма до Лигенбурга, но все-таки ощутимо. И разумеется, даже с самой верхней башни нашего замка не разглядеть столицу Энгерии.

Я видела ле Туаре де ла Мер на картинках и невольно сравнивала с Мортенхэймом. Теперь, глядя на эту громадину снизу вверх, понимала, сколь разительно они отличаются. Круглые башенки и высоченные шпили, мягкие скругленные формы в отличие от привычно резких. Постройки для слуг с внешней стороны отделены дорожками и небольшим садиком, сам замок окружает искусственный пруд, огибающий парк по прямоугольному каналу. Просторный внутренний двор, внутри – белый камень и мрамор, от чего высота и пространство кажутся еще больше. На стенах – гобелены с изображением сюжетов легенд армалов, повсюду магические светильники.

Бытовой магией в наше время мало кто пользуется, поэтому сейчас я просто смотрела на парящие под потолком вереницы шаров, рассыпающие мягкий свет. Их полупрозрачные стенки, под которыми пылали искры, играли бликами друг от друга и напоминали плафоны газовых ламп с той лишь разницей, что ни к чему не были подключены. Некоторые парили пониже, некоторые повыше, точно неровно брошенные и зависшие в воздухе бусы. Или огромные лесные светлячки, чье сияние стекало каскадом в холл.

Из-за случившегося мы приехали поздно, без запаса – первый бал состоится сегодня вечером. Анри попросил Жерома остаться в поместье, за что я была ему очень благодарна: Софи под защитой камердинера ничего не грозит. Повинуясь какому-то странному порыву, предложила Мэри остаться тоже. Попросила ее заботиться о Софи, как обо мне, и она выглядела невероятно довольной. Хотя для вида несколько раз переспросила.

– Интересно, нас все еще ждут? – спросила у мужа, слегка подавшись к нему.

– Скоро узнаем.

– Граф. Мадам Феро.

Темноволосый дворецкий в синей ливрее приветствовал нас, при этом оставаясь столь же незаметным и обязательным, как любой из гобеленов на стене. Внимательное почтение, с которым он принял плащ Анри и мою накидку, напомнило мне о Барнсе. Этот мужчина много моложе, а еще у него были длинные кисти – не такие широкие, как у дворецкого в Мортенхэйме, и гораздо более изящные. Расторопные лакеи уже волокли наш багаж наверх, причем с такой легкостью, словно сундуки были картонные, а внутри – одни сплошные обертки от конфет.

Встречать нас вышел сам Эльгер: спускался по широкой винтовой лестнице из белого камня. Не знаю, как архитектор умудрился так сделать, но захода на нее было два, и эти коридоры поднимались ввысь по спирали, внахлест, но не пересекаясь один с другим, должно быть, чтобы во время таких вот мероприятий не возникало столпотворения. Одна лестница, но как бы сразу две… удивительно!

– Если не ошибаюсь, это место старше Мортехэйма на пять столетий, – шепнула я Анри, пока мы шли навстречу герцогу.

– Пятьсот двадцать три года, если быть точным. Эти земли и дворец предку Эльгера пожаловал его величество Мариан V.

– За победу под Вальери, кажется.

– Верно. Ваша светлость, – Анри склонил голову.

– Ваша светлость, – я присела в реверансе.

Надеялась, что спустя столько времени не буду вспоминать случившееся в Равьенн, но стоило оказаться под прицелом жесткого взгляда, сразу все вернулось. И боль, и бессилие тьмы, и холодный голос, а заодно и моя маленькая победа. Что же, надеюсь, ее он тоже вспомнил. Я едва уловимо улыбнулась, когда герцог поднес мою руку к губам и легко поцеловал пальцы. Сегодня Эльгер был в темно-красном, темные борты фрака наводили на мысли о мундире. Впрочем, ему шло, равно как и зачесанные назад волосы до плеч: в отличие от Анри, он не собирал их в хвост.

– Добро пожаловать в Шато ле Туаре. Я вас провожу.

Лично проводит? Как бы такая честь боком не вышла.

Его светлость подал мне руку с таким видом, словно я была его женой. Или просто его.

– Прошу меня простить. Я не слишком хорошо себя чувствую и не хочу обременять вас.

Оперлась о руку мужа и склонила голову, выражая явное сожаление, что не могу принять это более чем щедрое предложение. Анри накрыл мою руку своей, погладил по затянутому в перчатку сгибу локтя. Де ла Мер приподнял бровь, но лишь хмыкнул, и мы направились в сторону лестницы. Дворецкий, лакей, которому предстояло заменить Жерома, и Натали безмолвно следовали за нами. Когда горничная узнала, что ей предстоит меня сопровождать в качестве временной камеристки, лишилась дара речи. Впрочем, сейчас она с любопытством озиралась по сторонам, разглядывая все это великолепие. Когда думала, что никто не видит.

– Как добрались? – Вопрос был адресован мужу, хотя смотрел Симон исключительно на меня. – Слышал, что не все хорошо переносят поезда.