ваши поучения ни к чему. Я приехал на культбазу повеселиться, как все остальные прочие. Имею на это право согласно конституции. Одного мне, конечно, не хватает, но вы, я думаю, сумеете мне помочь.

Видя, что Дондок валяет дурака, Демидова и внимания не обратила на его болтовню.

— Понятно. Значит, работу бросил, жену оставил, только о себе заботишься. Погулять тебе захотелось?

— Вы правильно угадали.

— Боюсь, что твои надежды не оправдаются.

— Это почему же?

— Я тебя предупреждаю…

— Интересно, о чем?

Демидова повернулась, чтобы идти в клуб, где уже пора было начинать собрание.

— Вот что, товарищ Бабуев, — сказала она на прощание. — У нас сегодня большой праздник. Доярки хорошо поработали. Мы их награждать будем. И портить праздник мы никому не позволим. Так что не надейся, что тебе удастся тут попьянствовать или кого-нибудь в карты обыграть. Ясно? Только попробуй!

— Это агитация или угроза? — прикинулся непонимающим Дондок.

— Понимай, как хочешь, — отрезала Лидия Васильевна.

«Ну, понятно, за Балмацу, за водку она меня правильно ругает, — размышлял Дондок, — Но про карты откуда узнала?» Он успел, когда животноводы получали деньги, сговориться с несколькими пастухами погонять пестрых лошадок по кругу. Похоже, план срывался окончательно. «Кажется, в Будалане сегодня тоже должны деньги давать, — соображал он. — Надо ловить попутную машину».

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

…Первая чабанская механизированная бригада. Так сказать, основная производственная база Оюны.

Приметнее всего здесь, конечно, кошары с пристройками и обширными загонами для овец, ограда которых с обеих сторон сверкает белизной недавней побелки. Перед кошарами, на той же невысокой сопочке, три небольшие избы с каменными завалинками. Избы добротные, из бруса, покрыты шифером. Над крайней, той, что ближе к дороге, висит выцветшее знамя. Изба пока пустует, ее хозяева-чабаны еще не перекочевали с летника. В ней же есть комнатка бригадира. В среднем домике, возле которого установлен фанерный щит с лозунгом «Слава передовикам социалистического соревнования», поселились Оюна с Балмацу, а в дальнем — перед ним развешено постиранное белье — живет Дугаржаб Беликтуев с отцом и матерью.

Днем тут полное безлюдье — все в степи, с отарами. Возвращаются поздно. Управляются со всякими домашними делами. Уже затемно собираются вместе то у Оюны, то у Дугаржаба поговорить о том о сем, завтрашний день спланировать, а если приехал бригадир — выслушать от него очередную накачку. Посторонние люди редки. Случается, конечно, по пути кому-нибудь завернуть, чайку попить. Высокое начальство чабанов своим вниманием не балует. Это событие — когда кто-нибудь из области приедет. Аймачные, правда, появляются. Как правило, расспрашивают об овцах. Людьми, которые с этими овцами работают, почти не интересуются. Ну, Догдомэ в счет не идет, он свой человек. Чаще, чем раз в месяц, ему наведываться не удается. Территория колхоза такая, что по графику как раз месяц нужен, чтобы всюду успеть побывать. Цырен Догдомович, если уж приедет, обстоятельно все выспросит, узнает, какие нехватки, что нужно, посоветует. Не то что другой председатель — Гурдармаев. Тот не успеет еще из машины вылезти или с мотоцикла слезть, как уже собрание назначает. Хоть два человека на месте, все равно собрание. Долго, нудно рассказывает о принятых сомонным Советом постановлениях, об указаниях вышестоящих органов и делает непременно строгие предупреждения по любому поводу или без всякого повода.

С нетерпением и радостью ждут здесь всегда Лидию Васильевну, парторга, бывшую свою учительницу. С ней, как с матерью. О чем только не расспрашивают ее чабаны! Показывает ли барометр на осадки, много ли накосила сена вторая чабанская бригада, правда ли, что в колхозах Дульдургинского района ящур, будет ли в этом году аймачная сельхозвыставка, чему может быть посвящен предстоящий Пленум ЦК… Лидия-багши обязательно заставит всех высказаться.

А самые дорогие и почетные гости, понятно же, — шефы из передвижной технической мастерской, Булат и Роза. По вполне понятным причинам экипаж летучки и сам любит приезжать сюда, находя для этого самые различные причины. Сегодня они прикатили, чтобы провести очередное занятие с чабанами по механизации. Это Булат по совету Сергея Петровича Кузнецова решил повышать техническую грамотность чабанов — какие же они механизаторы, если не разбираются в машинах!

В печке, сложенной возле домика, жарко горят березовые дрова. На плите в чугунном котле варится суп, дразня аппетитным запахом дикого лука. Над котлом колдует вспотевшая от огня и суеты Оюна в фартуке и с поварешкой на длинной ручке. Она хочет попробовать варево, но обжигается и, смешно помахав ладошкой перед широко раскрытым ртом, зовет друзей:

— Мальчики! Девочки! Ужин готов.

Второй раз звать не приходится — все проголодались. Оюна разлила суп по тарелкам, сняла фартук, вытерла лоб, уселась сама за стол.

— Пробуйте. Не знаю, что получилось…

Дружно звякнули ложки, и тут же произошла небольшая заминка. Ребята переглянулись, а Дугаржаб покачал головой:

— Да-a, соли, однако, не пожалела!

Оюна хлебнула и поморщилась.

— Я…

— Влюбилась! — под общий хохот добавил Булат.

Роза отломила кусочек хлеба и подмигнула:

— Поздравляю, Оюна.

Им только попадись на язык. Друзьями называются. Бедной поварихе хоть сквозь землю провалиться. Бал-мацу поспешила ей на выручку:

— Ты разве солила? А я не знала и тоже добавила.

— Значит, вы тоже влюбились? — всплеснул руками Булат.

— Любви все возрасты покорны… — процитировала Роза.

— Вы надо мной не смейтесь, — Балмацу не приняла шутки. — Я уже старуха.

Дугаржаб встал и виновато сложил руки на груди:

— Я тоже солил…

— Ну и дела! — схватился за голову Булат.

— Дугаржаб говорит неправду! — запротестовала, смеясь, Роза. — Просто ему тоже хочется казаться влюбленным.

Отсмеялись. Разбавили суп кипятком. Поужинали. Девушки взялись мыть посуду.

Балмацу, хитрюга Балмацу! Только что чуть не обиделась на Булата за шутку и тут же разыграла его:

— А ты знаешь, Булат, какое мясо ел?

— Нет. А что?

— Да это же вашей комолой коровы.

— Правда? — верит и не верит Булат.

— Неужели не можешь отличить по вкусу, своя или чужая корова? — удивляется Балмацу.

— Откуда я знаю! — чистосердечно признается Булат.

Балмацу хохочет:

— Поверил! Не беспокойся, я нарочно.

— Один — один, — подводит итог Дугаржаб.

— А ты все-таки скажи, Булат. Всем нам скажи, почему ты отдал своих коров в колхоз? — спрашивает Роза.

Этот вопрос задают ему то и дело. Булат отвечает почти заученно, приводя, по его мнению, неотразимые аргументы, но друзей это не устраивает, они хотят докопаться до самых-самых главных причин. Уж лучше бы они шутили да разыгрывали! От них ничего не скроешь. В общем, они, конечно, согласны с ним, одобряют его, даже сами готовы последовать его примеру, особенно Дугаржаб. Но от них не укрылось и то, в