Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одновременно, в не менее сильной форме, сделан был выговор и Спренгтпортену. Сославшись на представленное Кноррингом письмо Троиля об очищении дома, Александр Павлович писал: «Если бы я не имел этого письма пред глазами, трудно было бы поверить действительности такого случая. Было бы странно в самом деле предположить, что на основании простого предварительного, притом словесного рассуждения, вы почли себя в праве учредить местопребывание управления в Або, устроить там нужные квартиры, начиная вопреки всем приличиям с вашей, и превысить таким образом пределы власти вам вверенной; вы обратили по вашему усмотрению предварительные суждения в положительные меры и предупредили повеления, кои никогда вам не были даны, и коих именно я рекомендовал вам ожидать. Такая путаница в соображениях и такая быстрота в их исполнении едва были бы вероятны, если бы я не имел тому очевидного доказательства. С сожалением вижу себя вынужденным призвать вас к порядку (de vous rappeler à lordre), предлагая не только остановить все распоряжения на счет окончательного устройства местопребывания гражданского управления в Або, но и воздержаться от всякой важной меры, которая выходила бы из пределов полномочий, определенных вашими инструкциями или в точности предписанных моими повелениями».
Такое резкое порицание действий побудило Спренгтпортена проситься в отставку. Правда, он не сразу отступил от того положения, для устройства которого он не пренебрегал ничем. Он писал оправдания Государю, в которых не стеснялся сваливать вину за инцидент на своего старинного единомышленника и друга губернатора Троиля, отчасти же и на самого Государя, давшего ему будто бы пред отъездом из Тавастгуса определенные повеления на счет перемены местопребывания; а вместе с тем он писал и новому другу Аракчееву, признаваясь, что «не имеет привычки» получать письма в роде ему присланного. Догадываясь, что такая суровость «предвещает желание от него отделаться», Спренгтпортен заявлял ему намерение «с честью» и «не дорожа личными выгодами», оставить пост, «к которому относятся с таким презрением без всякой вины».
Кроме выговора от Императора Александра, Спренгтпортена побуждало уйти с должности, служившей несколько месяцев назад предметом его горячих желаний и домогательств, и другое обстоятельство. Он совсем разочаровался в делах сейма, о которых будет вскоре рассказано. Сперва избрание помимо его, как он, по крайней мере, думал, комиссии для составления Положения о правительственном совете, затем неудача с его сеймовым предложением, а наконец и полное его устранение свыше от вмешательства в дела сейма, в котором он прежде надеялся начальствовать и блистать во всей силе своих талантов, — все это составляло целый ряд разочарований и оскорблений, которые делали почти невозможным сохранение им генерал-губернаторства.
Но если он писал Аракчееву о желании уйти с честью, не думая о своих личных выгодах, то затем, предпринимая последние шаги, он остался тем же как и прежде, т. е. на деле не забывающим этих выгод. В Приложении № 139 читатель найдет, между прочим, письмо Спренгтпортена к Аракчееву от 4-го мая 1809 г., в котором, выставляя на вид ревностные старания свои о присоединении Финляндии к Российской Империи; он говорит и о желании пожизненной пенсии, и о пожаловании деревни в России, и об удостоении жены его «знаком отличия, которым ныне столь милостиво жалуются дамы её звания, за оказанные мужьями их услуги отечеству». Это последнее касалось, вероятно, пожалования в кавалерственные дамы ордена св. Екатерины.
Вместе с этими домогательствами Спренгтпортен давал понять Аракчееву, что он не прочь был бы сохранить звание генерал-губернатора до закрытия сейма, «чтобы видеть успешные последствия общего нашего с вашим сиятельством предположения к гражданскому управлению сего края». Однако, Аракчеев относился к просьбам и желаниям своего «друга» совершенно равнодушно, и увольнение состоялось за месяц до конца I сейма, 5-го июня. Самонадеянные мечты честолюбца разлетелись в прах: он не угодил ни русскому правительству, с которым хитрил, ни современникам-финляндцам, которых оскорблял. Но на почве его хитростей с течением времени, благодаря доверчивости и недальновидности русских правительственных органов, могла произрасти и действительно произросла та путаница понятий, за которую новейшие финляндцы возвели Спренгтпортена в народные герои.[91]
Этим кончилась карьера Спренгтпортена, пользовавшегося целые 23 года от русских государей и на счет русского народа всеми благами, какие может предоставить счастливая служба. И теперь, при увольнении, честолюбие этого баловня судьбы, несмотря на недавние столь недвусмысленные отзывы Александра, было вновь польщено и в очень крупных размерах: при закрытии сейма, уже уволенный от должности, Спренгтпортен пожалован графским достоинством. Не забыто и материальное его положение: ему сохранен пенсион из Кабинета по 5493 р. 18 к. в год, а по указу 5-го июня 1809 г. назначен из государственного казначейства особо пенсион по 6.000 р. Имений, кажется, ему не дано; он уже получал их при Екатерине и не умел сохранить; неизвестно равным образом, была ли жена его пожалована в кавалерственные дамы. Но известно, что и по оставлении должности Спренгтпортен не переставал просить, а при добром посредстве Сперанского, и получать богатые милости. В 1810 г., по докладу Сперанского, последовали: рескрипт министру финансов Гурьеву, от 6-го мая, — о выдаче новому графу определенного ему от казны пенсиона по 6.000 р., впредь за пять лет; и указ Кабинету, от 7-го того же мая, о производстве ему, Спренгтпортену, получаемого им пенсиона в 5.493 р. 18 к., «когда он в чужих краях находиться будет, вдвое, т. е. по 10.986 р. 36 коп. Такими льготами Спренгтпортен продолжал пользоваться еще целые 10 лет до смерти.
ГЛABA XXIII. Сейм в Борго. Его занятия
Для предварительной разработки предметов данных на обсуждение сейма образованы были две комиссии. Каждая состояла