Спренгтпортеном, были решителями церковных дел Финляндии, дел предоставляющих духовенству огромное значение и выгоды. Но теперь обстоятельства переменились. Положение Спренгтпортена делалось непрочным, а может быть и сам он оказался неудобен, и Тенгстрём поспешил воспользоваться своим первенствующим положением именно при разработке проекта о совете управления. Сеймовые духовные, с ним во главе, обратились к Александру Павловичу с ходатайством об отмене только-что установленного порядка высшего разрешения духовных дел, с тем, чтобы они шли на будущее время на решение не Императора, а вновь учреждавшегося финляндского совета. Мотивировалось это конечно желанием не утруждать Государя. «Быв уже усиленно занят, — гласила петиция, — неисчислимыми почти заботами по управлению столь обширною Империей, населенною столькими различными народами, Е. И. В-во был бы еще терзаем и удручаем (molesté et accablé) нашими церковными делами, большинство коих не имеет большего значения; к тому же перенесение их и обсуждение в Петербурге не может не быть сопряжено с крайними затруднениями и издержками для бедных жителей страны».

Неизвестно, приходило-ли кому из петербургских правительственных лиц в голову задать себе или Тенгстрёму вопрос: отчего же эти мысли не озабочивали депутатов четыре месяца назад, когда они просили как милости того порядка, который теперь желали, отменить? Некоторые из тогдашних просителей подписались и теперь под новой просьбой. Вероятно, нет, — и последняя была удовлетворена.

Есть основание думать, что по образовании комиссий шла речь об отсрочке или роспуске сейма. Как, и по какому поводу она возникла? — сказать определительно нельзя; можно однако полагать что самая мысль была предложена Де-Геером. Но финляндский помощник Сперанского спешил разубедить последнего в основательности такой мысли, удостоверяя, что Де-Геер, заявил о роспуске «неблагоразумно и по легкомыслию (imprudamment, sans у réfléchir)» и не позондировав общего настроения… Ребиндер утверждал, что отсрочка сейма возбудила бы недоверие жителей, которые, видя возвращение депутатов с сейма, заподозрили бы какие-либо тайные намерения, И что это было бы тем более вредно и неполитично, что гармония умов и доверие, к Государю будто бы превосходны. Энтузиазмом и обожанием населения к особе Александра после путешествия надо было, по совету Ребиндера, пользоваться. В чьих видах — этого Ребиндер не разъяснял. Поэтому, и дабы прикрыть пред Государем легкомыслие Де-Геера, он просил Сперанского доложить, что в интересах Е. В-ва и ради блага родины сословия переменили мнение и более не желают быть распущенными. Эти внушения подействовали. Сам Де-Геер, вразумленный вероятно тем же Ребиндером, вскоре не замедлил высказаться против своего прежнего мнения. Сперанский в свою очередь поспешил, известить «неблагоразумного» маршала, что соображения, которые его побудили устранить вопрос об отсрочке сейма, слишком хороши и солидны, чтобы не быть принятыми во внимание, и что Его Величество не встречает никакого затруднения считать вопрос этот устраненным (nul et non avenu) и совершенно конфиденциальным между Государем и им, де-Геером. Этим инцидент был исчерпан.

Нет надобности входить в детали всего происходившего в комиссиях и на сейме. Не представляя, в общем, особого интереса, они были бы даже и не довольно ясны без отдельного и обстоятельного изучения всех деталей сложной административной машины, которая, будучи приводима в движение в Стокгольме, действовала и в Финляндии. Но не будет лишне отметить более характерные черты.

Отношения к сейму Императора Александра под влиянием советов то русских людей, то льстивых фраз новых подданных менялись довольно заметно. Принцип оставался тот же: от сейма требовались мнения. Но форма исполнения принципа значительно колебалась. Когда открытие сейма только еще подготовлялось, Спренгтпортен в качестве генерал-губернатора мнил стоять во главе съезда и руководить им. Из ответа петербургским депутатам следовало заключить, что так действительно и будет. Даже в таком вопросе, как о сборе податей, Аракчеевский комитет написал тогда, что «генерал Спренгтпортен во время сейма может рассмотреть сие требование и представить В. В-ву свое мнение». Далее говорилось в самом уже ответе депутатам: «большая часть предметов, содержащихся в вашей просьбе, может соответственнее обсуждена быть на общем собрании и когда генерал-губернатор на месте соберет необходимые сведения о общественных нуждах и о желаниях жителей». Эти соображения были, как известно, одобрены Императором Александром. Весьма естественно, что Спренгтпортен, который к тому же сам и составлял ответ, считал эти соображения за правило, которым он может и даже должен руководствоваться.

Исходя из этой точки зрения, он нашел нужным обратиться к сейму с формальным предложением, дабы выяснить свои взгляды и преподать их в руководство. Властолюбие его, конечно, занимало здесь не последнее место. Он так резюмировал Сперанскому довольно сложную мотивировку этого шага:

«На основании предшествовавших инструкций и характера управления, установленного для этой страны, я считал своим долгом наблюдать за ходом дел. Поэтому, в качестве члена дворянства и как глава народа (chef de la nation) я передал сословиям мемуар, который прилагаю в копии. Ознакомляю вас с ним, дабы Е. В-во отдал дань справедливости моему усердию и моим добрым намерениям».

Но Спренгтпортен впал в грубую ошибку. Прежде всего он смешивал понятия: что можно было делать члену дворянского сословия, того, во многих случаях, не мог и не должен был делать представитель власти. Затем форма его предложения была бестактна: он говорил с сильно выраженным авторитетом, как начальник. Самое заглавие было повелительное: «Земским чинам Финляндии от генерал-губернатора барона Георгия Спренгтпортена». Весь тон был заносчивый. Указания Спренгтпортена имели предметом известные четыре предложения. По первому пункту о милиции Спренгтпортен, как военный, говорил наиболее подробно. «Е. И. В-во, не входя в объяснение, должна ли, и когда, как и в каких силах, национальная армия Финляндии (Finlands indelta armée) быть восстановлена, выразил только волю, чтобы она была сохранена в своем основании, давая однако нам всемилостивейшее позволение выразить наши мнения о неудобствах, которые могут оказаться в распределении и в других частях её учреждения, и представить наиболее действительные способы к их предупреждению, не посягая однако на самый принцип, на котором это учреждение зиждется». Спренгтпортен приводил далее слова предложения и некоторые свои соображения и «по этим уважениям, и принимая во внимание предложения Е. И. В-ва, советовал и требовал», чтобы комитету экономических дел предписано было высказать свое мнение по нескольким пунктам, которые он сам по своим личным соображениям проектировал и здесь перечислял.

«Если все эти пункты, — разъяснял он, — будут хорошо изучены комитетом и потом внесены на утверждение сословий, они могут со всею уверенностью ожидать от попечительности Е. И. В-ва и Правления (Régence), что все относящееся к армии будет отныне установлено, на случай если бы Е: В-во признал за благо восстановить в этом крае национальное войско. Длинные разъяснения тем менее нужны в настоящем