люди набросились на меня, словно свора диких собак, рыча, пиная, разрывая на куски и избивая. Мне больно дышать, и я обмотан бинтами. Мой бок опух, а во рту – металлический привкус, от которого я никак не могу избавиться.

– Где Альтамия?

– Очень далеко. Раш не стал бросать ее в темницу. Он знал, что я приложу все свои силы, чтобы ее освободить.

– Мне не нужна ваша помощь! – резко отвечаю я, чуть не падая в попытке стряхнуть с себя ее руку. Опершись о столбик кровати, чтобы сохранить равновесие, я морщусь, заметив желтые кровоподтеки, покрывающие мои руки. Его больше нет, – вспоминаю я, потянувшись к узелку Фрэнсиса, но не обнаружив на его месте ничего, кроме пустоты. Все, что осталось от его песни – горсть зерна, которое со временем утечет сквозь мои пальцы.

– Мои вещи! – рявкаю я, и Грейс любезно протягивает мне дорожную сумку. Покопавшись в ней, я замираю, обнаружив письмо Фрэнсиса, все еще там лежащее.

– Альтамию, Бесс, судью Персиваля и остальных будут судить в церкви через два дня, – сообщает Грейс, и взгляд ее темнеет несмотря на то, что комната ярко освещена свечами.

– Вы что-то перепутали – Я крепко держусь за деревянный столбик. – Еще слишком рано для ассиз середины лета.

– Мистер Раш назначил себя судьей, а горожан – присяжными. Разумеется, это незаконно, но его слово здесь – закон. Благодаря мне.

– Я не собираюсь здесь оставаться, – бросаю я, пока она направляется к двери. – Жертва вашего морока заполучила Альтамию.

Грейс вздрагивает.

– Вам ее не найти. Вы хотите меня задушить, – добавляет она, заметив мои скрюченные пальцы, – но я вас не виню, хоть за прошедшую неделю и помогла вам прийти в себя. Я послала своих людей, чтобы они вас забрали, когда узнала о нападении. И нашла это среди ваших вещей. – Грейс прижимает к груди книгу благословений. Когда я хватаю женщину за запястье, она роняет книгу на кровать.

– Стоили ли того ваши интриги? – Я указываю на богатый интерьер комнаты. – Нет? Тогда зачем вы позволили всему этому зайти так далеко? Раш забрал Альтамию. Если она вам небезразлична, то вы поможете мне его остановить. – Грейс дергается, и я разжимаю хватку. – Кто он? – спрашиваю я ее.

– Несмотря на все попытки повитухи напоить меня драконьей кровью – смолой драконового дерева, мой сын родился слишком рано, чтобы выжить. У меня от него ничего не осталось, кроме этого, – признается она, доставая из книги прядь волос и нежно ее поглаживая. – Я боялась, что умру в родах, поэтому заполнила страницы этой книги советами для моего будущего ребенка. Я написала в ней о том, как он сможет воспользоваться своими силами и управлять поместьем, но не упомянула, насколько важна доброта. – Она прерывается, и я вздрагиваю от пронзившего меня холода, несмотря на пылающий в камине огонь. – Это случилось во время осады. Потеряв ребенка, я была вынуждена заняться уходом за ранеными. Раш был одним из них. Все воспринимали смерть моего сына как утрату, неудачу, но никто не задумывался о нем как о ребенке. И вот появился Раш: одновременно и герой, и пустой сосуд. Всего одно прикосновение локона моего сына – и я подумала: а почему бы мне не наполнить этого опустошенного человека? – Грейс делает паузу, и у меня перехватывает дыхание. – И вот тогда мои мысли превратились в узел. Мне так хотелось иметь что-нибудь свое. – Это не попытка оправдаться, но и не извинение. – Вы ведь по-своему сделали то же самое.

– Это не так, – мягко возражаю я, и она опускает взгляд. – Вы с самого начала плели козни с участием Раша.

Она тихо бормочет:

– Мне казалось, что моя попытка провалилась, пока однажды он не появился с моей родословной в руках, пытаясь доказать наше родство. Я закопала бумагу в Латоме, но ему удалось ее отыскать. Хотя Раш, можно сказать, плоть от моей плоти, я все же решила его прогнать. Мне стало страшно и хотелось обо всем этом поскорее забыть. Но потом Бесс, этой хитрой девчонке, приснилось все, что я натворила, а Раш вскоре после этого связался с охотниками на ведьм, полагаю, чтобы меня наказать. Я сделала из него того, кем он стал, но чувства на какое-то время привязали его ко мне. – Она поглаживает узелок. – Я обратилась к нему после того, как мой дядя отказался выплатить штраф за мои владения. Сейчас Раш весьма влиятелен, но ему этого недостаточно. Он не желает возвращаться к той эпохе пустоты.

– И уничтожит все, что вам дорого, чтобы этого добиться.

Кивнув, она протягивает мне узелок.

– Наша с ним связь лишает меня силы.

– Попытка ее разрушить вас убьет. – Я запускаю пальцы в узел. – Впрочем, ваша смерть ничего не изменит, – добавляю я, возвращая его Грейс. – Горожане обвинят Раша в смерти осужденных и найдут кого-нибудь, кто быстро займет его место.

– Вы готовы его убить, – предполагает она, когда я тянусь за плащом и кинжалом. – Вы слишком слабы. – Заслонив собой дверь, Грейс водит пальцами вокруг моей раны, пока я мягко не отвожу ее в сторону. – Он вас убьет, – бросает она мне в спину.

Я провожу рукой по тому месту, где обычно лежал узелок Фрэнсиса.

– Он уже меня убил.

Глава тридцать девятая

Размытым силуэтом я скачу прочь от поместья сквозь дымку, словно разделяющую два мира. С каждым вдохом мне становится все больнее. У меня есть два дня, чтобы спасти Альтамию, Уилла и остальных, но их свободы не добиться, обратившись за помощью в соседний город. Я смогу заполучить ее здесь, у мертвецов. Подъехав к кладбищу, я останавливаю коня, а затем уверенным жестом достаю письмо Фрэнсиса и вскрываю печать.

Дорогой брат,

я умираю. Не думал, что это возможно, когда решил стать кавалером. Я – не наш отец. Даже сейчас он продолжает меня контролировать. Хотя он меня и потерял, я не сомневаюсь, что он уже составил план, чтобы свести к минимуму последствия этой утраты. Эта мысль меня печалит, потому что я не хочу стать свидетелем того, как он будет использовать тебя в своих интересах. Задача эта – не из легких, и я боюсь, что ты потеряешь себя, выполняя ее. Мы выросли бок о бок, но я жалею, что так и не узнал тебя до конца. Я знал Николаса-брата, Николаса-драматурга, но так и не познакомился с Николасом-ведьмаком. С мальчиком, которому пели мертвые. Я так и не узнал, что у тебя на сердце. Мне очень жаль. Страх перед последствиями заставлял нас стесняться друг друга, и лишь уехав, я наконец решился все изменить. Я пожалел об этом слишком поздно, но, несмотря ни на что, меня утешает то, какие свои грани ты