Г

у Кларенс простонал:

— Я был уверен, что она золотистая.

Г — Я прошел во двор, где ее припарковали. Зеленая, а не золотистая. Ты дальтоник?

— То есть, ты говоришь, что это совсем не те парни?

— Скажу тебе предельно четко, чтобы даже журналист понял: это не те парни. На основании твоего обвинения полиция обыскала машину — зеленую — и ни наркотиков, ни оружия. У парней не было приводов в полицию. Образцовые граждане: работают на детский сад в Траутдейле. И кроме всего у них есть алиби. Они ходят в церковь в Грешеме, и там было мероприятие в тот вечер, затянувшееся. А после полуночи они были уже со своими женами и детьми дома, живут в соседних квартирах, даже управляющий их видел.

— А что они делали в северном Портленде?

— Где ты к ним привязался? Но это Америка, и они не должны объяснять это. Они искали мастерскую, чтобы сбалансировать передние колеса. В машине есть реклама мастерской. Они пытались найти ее, но у них заканчивался бензин, и на заправке они заодно хотели узнать, как добраться, когда этот огромный страшный тип пристал к ним, как будто они фигурируют в розыске особо опасных преступников.

— Ноя был уверен...

— В чем? Что два латиноса в зеленой машине, показавшейся тебе золотистой, виноваты, и ты можешь преследовать их, как головорезов. Почему бы тебе не дать возможность заниматься этим делом полиции и судьям?

— Наверное, потому, что ни полиция, ни суд не исполняют функции восстановления справедливости.

— А твое правосудие тоже несправедливо.

— Лучше такое, чем никакое.

— Но то, что ты устроил, не было правосудием, понял? У тебя возникли проблемы. И полицейским ты создал проблему. Они арестовали двоих невиновных на основании твоего обвинения, потому что ты авторитетный журналист, как тебе такой парадокс? Интересно, сколько адвокатов захотят вести дело на стороне этих парней? И, кстати, ты должен вставить им окно.

229

Пока они обеспокоены только этим. Может, если ты заплатишь им наличными, они не будут писать никаких заявлений о возбуждении дела против тебя.

— Дела против меня?

— Угроза безопасности, агрессивное преследование, разрушение частной собственности, угроза применения смертельного оружия. У них есть повод для обвинения тебя в расовой ненависти.

— Расовой ненависти?

— Да. Ты ведь погнался за ними, потому что они испанцы?

В десять вечера Кларенса выпустили, и он вернулся домой до возвращения Женивы с ярмарки. Тай опять нарушил свой режим, но Джона присматривал за девочками, и все было в порядке. Кларенс решил никому не рассказывать о случившемся, незачем расстраивать Жениву. Его рука была заклеена большим пластырем, но он уже придумал объяснение. Дети были уже в постелях, и Кларенс вел себя так, словно весь вечер был дома. А Женива все рассказывала об Эстер Норкост, ангелах, ярмарке, и он мог просто спокойно слушать, чему был рад.

— Я была в магазине Кимов сегодня днем, — сказала Женива, — извинилась за Тайрона.

— Ты вовсе не обязана, — сказал Кларенс, — он сам извинился. Помнишь? Я отвозил его утром.

— Я знаю, но чувствовала себя виноватой. Мы его опекуны, значит, отвечаем и за это.

— Он сам делает свой выбор.

— Все равно чувствую себя виноватой. Мы хорошо поговорили с миссис Ким. Я хочу познакомиться с ней поближе. Ее зовут Мэй.

— Ага, — Кларенс потянулся за газетой.

— Я пригласила их на ужин завтра вечером, в 6:30.

— Что? Пригласила их на ужин?

— Ну, я же сказала. Хэтти Бернс побудет с детьми, поэтому нас будет только четверо. Если только их сестра не придет. Но Мэй думает, что вряд ли она пойдет.

— Но мы их даже не знаем!

— Ну да! Так ведь затем и приглашают людей на ужин, чтобы познакомиться.

— Но они же...

— Что? Корейцы? Да, а мы черные. А Джек и Джанет белые.

230

< Рей — американский индеец. Что с того?

— Хочешь меня пристыдить, чтобы я согласился?

— Я не спрашиваю твоего разрешения, Кларенс. Они при-ут. Надеюсь, ты будешь дома. Можешь, конечно, спрятаться у 9тти с детьми, но она рано уложит тебя спать. А я вкусненько

„оужинаю с Кимами. А им объясню, что журналист, ведущий колонку о проблемах цветных, не пришел к ужину, потому что Он расист.

Кларенс взглянул на нее.

— Я не расист.

— Хорошо. Тогда будем ужинать вместе завтра в 6:30.

— Должно быть вам трудновато порой тут живется, — ска-tana Женива, обращаясь к Кимам. — Мы ездили за границу, но Я с трудом представляю себе, как жить в чужой стране.

— Странное место. Даже теперь, когда мы стали американцами, мы постоянно боимся чего-то, — сказал Бенжамин Ким,

- но не хотим показывать этого, поэтому, как это сказать...

— Храбримся, — предложила Мэй Ким. Видно было, что Между собой они не раз обсуждали этот вопрос.

— Да. Мы живем... настороженно. Из-за этого люди полагают, что мы враждебны. Но это не так. А иногда так.

— Что вы имеет в виду? — спросил Кларенс.

— В Корее конфуцианское отношение к образованию. Среди корейцев, как бы это сказать, есть иерархия цвета кожи. У того, кто проводит дни в учении, светлая кожа. Это признак ученого мужа. Кожа темнеет от постоянной работы на солнце. Это низкий уровень рабочего класса. Поэтому внутренне кореец будет отдаляться от черных и тяготеть к белым.

— Что мне нравится в корейцах, — сказал Кларенс, — так Это их трудолюбие.

— Это от большого желания преодолеть годы нищеты и угнетения японцами.

Женива удивилась:

—